— Вот именно, — кивнул Пауэрскорт. — Как вы помните, поначалу шансы кандидатов были практически равны. Привратники, кстати, тоже оказались втянуты в эту историю. По примеру членов корпорации они заключали пари, делали ставки на победителя, подсчитывали количество голосов «за» или «против» и так далее. Одним словом, страсти разгорались. За десять дней до голосования в штабе Ньютона решили, что настало время снять перчатки. И, намекая на периодические депрессии Донтси, начали во всеуслышание говорить о том, что нельзя выбирать бенчером человека, который может работать лишь через день. А у него действительно время от времени случались приступы уныния и апатии, когда он словно бы утрачивал свой талант.
— Довольно грязный ход, — прищелкнул языком Бичем. — И что, сработало? Но ведь все это наверняка было известно давно?
— Это работало около недели, — продолжал рассказывать Пауэрскорт. — И почему партия Донтси выжидала, я не знаю. Возможно, у них не был готов ответ, а может, они рассчитывали, что тактика Ньютона обернется против него самого. Но в конце концов они сделали ответный выпад, заявив: Порчестер Ньютон не джентльмен, его отец — бакалейщик из Вулвергемптона, а бабушка служила младшей горничной. Предвыборный штаб Донтси изготовил достаточно гнусный, но, по всей видимости, эффективный плакат. Сверху крупная надпись: «И это достойный бенчер?», а внизу две картинки. На одной — юный, но вполне узнаваемый Ньютон считает мелочь за прилавком, на другой — он помогает старушке, явно своей бабушке, складывать выглаженное белье в комнате прислуги. В прошлом веке за подобные насмешки люди вызывали друг друга на дуэль.
— И вы думаете, лорд Пауэрскорт, что в Куинзе сохранилась традиция убивать обидчиков на дуэлях?
— Все ясно, Сара, — сказала горгона при виде закрученной в узлы и петли ленты. Она потянула ее, сначала осторожно, потом сильнее, наконец, так, что на шее у нее вздулись вены. — У вас есть ножницы? И запасная катушка с новой лентой?..
Эдвард был уже в сотне ярдов от приемной казначея…
Сара с ужасом осознала, что через минуту горгона починит ее машинку и убежит обратно в свое логово. Эдвард не успеет! Его застанут на месте преступления и бросят в какую-нибудь жуткую темницу!
— Даже если отрезать ленту, мисс Маккена, машинка не будет работать, — пролепетала она. — Вон те два рычажка обмотаны так плотно, что ни «п», ни «л» мне не напечатать.
— Ничего, напечатаете! — резко бросила секретарша и схватила ножницы с такой яростью, как будто собиралась вспороть кому-то живот. — Если обрезать у самых рычажков, остатки провалятся вниз и вы прекрасно сможете работать.
И она принялась решительно кромсать ленту…
Эдвард вошел в подъезд. В голове билась тревожная мысль: Бартон Сомервилл сидит у Керка уже двадцать пять минут, а может, уже даже вышел оттуда и возвращается к себе. Юноша боялся обернуться…
Напоследок особенно мерзко лязгнув ножницами, горгона полностью освободила рычажки букв «п» и «л».
— Ну вот, — сказала она Саре, — и нечего было паниковать. Давайте-ка новую катушку…
Эдвард в два прыжка одолел короткий лестничный марш. Дверь была закрыта. «О нет!» — взмолился он и, оглянувшись, очень осторожно, словно дверь могла взорваться, нажал на ручку. Дверь открылась…
— Все, я пошла, — объявила секретарша, наблюдая, как Сара заправляет новую ленту. — Нельзя надолго оставлять кабинет казначея без присмотра.
Сара отчаянно искала предлог еще хоть на минуту задержать ее…
Эдвард вытащил три папки: две со счетами 1899 года и одну за первое полугодие 1900-го. Потом сунул вместо них принесенные папки, поправил, чтоб они стояли вровень с остальными…
Горгона сухо бросила Саре «прощайте!» и устремилась вниз по лестнице, торопясь обратно в свое логово.
— Мы искали везде, — развел руками Бичем. — Нигде — ни у родителей в Вулвергемптоне, ни у бабушки — никаких следов этого проклятого Ньютона. Мой коллега побывал у его родителей. Он сообщил, что они страшно гордятся сыном, который сумел стать адвокатом в Куинз-Инн и вот-вот получит звание бенчера.
— А они не знают, где он может быть сейчас? — спросил Пауэрскорт.
— Нет, лорд Пауэрскорт. Но вот что интересно: побывавший у них инспектор говорит, что они сами подозревают любимого сыночка в этих убийствах. Они страшно перепугались, узнав про преступления в Куинзе, и на вопрос о том, не отличается ли их сын крутым нравом, оба ответили утвердительно. А отец все потирал лоб, словно ему в свое время тоже досталось от сыночка.
— Черт возьми, — хмыкнул Пауэрскорт, — любопытно! Что же могло заставить родителей думать, что их сын способен на убийство? Впрочем, на суде они этого, конечно, никогда не скажут.
В дверь постучали. Молоденький полисмен принес записку для старшего инспектора. Пробежав ее глазами, Бичем вскинул глаза на Пауэрскорта.