Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник)

«Слотуайнер, Джордж Фредерик (54 года). Начал службу в колледже кладовщиком в 16 лет. Личный слуга доктора Амплби со времени избрания последнего деканом колледжа в 1910 году. Дворецкий со времени занятия доктором Амплби должности ректора в 1921 году.

10.30 вечера. Принес напитки в кабинет, застал ректора одного, работающим за столом. С этого момента отчетливо видел дверь кабинета из кладовки.

11.00 вечера. Прошел через холл и впустил мистера Титлоу через главную дверь. Титлоу говорил с ним в момент выстрела. Вошел в кабинет вместе с Титлоу и обнаружил тело. Вернулся в холл и позвонил врачу, привратнику и в полицию. Вернулся к Титлоу в кабинет и охранял его до прибытия привратников.

11.10 вечера. Передал записку Титлоу декану.

Подтверждение: Титлоу.

Титлоу, Сэмюель Стилл (51 год)…»

В этот момент чтение прервал громкий стук в дверь. В небольшой приоткрывшийся проем просунулась голова меланхоличного сержанта, мрачным тоном объявившего:

– Посланец из долины смерти!

* * *

Долина смертной тени… На какое-то мгновение в полутемной комнате с разбросанными повсюду человеческими костями эти слова прозвучали почти что пугающе. Через секунду все разъяснилось с появлением в дверях неброской фигуры, закутанной в черное одеяние. Негромкий голос запротестовал:

– Констебль, прошу вас пропустить меня, я дворецкий!

Затем последовало продолжение, сопровождавшееся едва заметным поклоном в сторону Додда:

– Сэр, декан выражает вам свое почтение, и если джентльмен из Лондона уже прибыл, он будет рад принять его у себя в удобное для него время.

Эплби с неподдельным интересом разглядывал Джорджа Фредерика Слотуайнера, поскольку перед ним предстал первый непосредственный участник недавно разыгравшейся драмы. По нему не было заметно, что он хоть какое-то время служил в армии. Худощавый, с несколько землистым лицом, он двигался и держался как типичный «привилегированный» слуга. Его близорукие глаза взирали на мир сквозь стекла пенсне надменно и в то же время смущенно. Надменно потому, что при внимательном рассмотрении в его взгляде можно было прочитать стремление пробиться из дворецких в экономы, а из экономов – в мажордомы и камердинеры. Смущенно же оттого, что у стороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что неестественно прямая осанка их обладателя являлась не столько признаком свойственного подобного рода прислуге собственного достоинства, сколько результатом постоянных попыток удержать пенсне на носу. В то время как Эплби старался развить свою мысль, Слотуайнер, очевидно, пытался сообразить, позволяет ли этикет явственно признать присутствие джентльмена из Лондона. Он слегка поклонился в сторону Эплби и, достигнув наконец разумного компромисса, в бесстрастном молчании ждал ответа.

Эплби разрешил все его трудности.

– Передайте декану уверения в моем глубочайшем почтении, – произнес он, – и скажите, что я посещу его через полчаса. Когда инспектор Додд позвонит, не откажите в любезности проводить меня к декану.

Дворецкий было развернулся, чтобы выйти, как Эплби внезапно добавил:

– Одну минуту. Когда ректор в последний раз зажигал здесь свечи?

Этот вопрос произвел поистине поразительный эффект. Слотуайнер резко повернулся, позабыв о присущих его статусу размеренности и высокопарности, и уставился на Эплби. Его лицо выражало изумление и растерянность куда большие, нежели те, что оправдывали бы пусть даже и несколько странный и внезапный вопрос, прозвучавший ему вслед над телом покойного «шефа». Однако через мгновение конфуз на его лице сменился недоумением, еще секунда – и он полностью овладел собой.

– Ректор никогда не пользовался свечами, сэр. Извольте убедиться, комната очень хорошо освещена.

С этими словами Слотуайнер сделал быстрое движение рукой и щелкнул выключателем у двери. Одинокую лампочку тотчас же поглотило сияние полудюжины настенных светильников, бросавших яркий свет на потолок.

Эплби продолжал:

– Где и как ректор обычно сидел, будучи здесь вечерами? Включал ли он весь свет или только одну лампочку?