Смерть в белом галстуке

— Передать вам не могу, что это за тип. Честное слово, он иногда самым натуральным образом бредит. Он схватил меня за руку и так сдавил, что я не выдержала и закричала. Он был белым как простыня, и назвал меня маленькой мерзавкой. Мне кажется, он и в самом деле ударил бы меня, если бы не спустился сэр Дэн. Я думаю, сэр Дэн услышал мой крик и, должно быть, догадался, что произошло, потому что он тут же взглянул на мою руку — у меня были короткие рукава — и произнес изумительно угрожающим голосом: «Каррадос, вы что, заботитесь, чтобы у меня еще один пациент появился?» Барт захлопнул ящик и, брызгая слюной, пустился в какие-то объяснения. Сэр Дэниел только внимательно посмотрел на него через очки — они у него на черной ленточке. Барт попытался представить дело так, будто я поскользнулась на полированном полу, а он схватил меня за руку. Сэр Дэниел сказал: «И правда, любопытно» — и осмотрел мою руку. Он выписал мне рецепты на некоторые лекарства для компресса, был невероятно мил со мной, не задавал никаких вопросов и полностью игнорировал Барта. Я прямо-таки сгорала от стыда, слушая, как Барт кичился своей солдатской простотой, чтобы снискать расположение сэра Дэна. Когда сэр Дэн ушел, Барт извинился передо мной, сказал, что он действительно сильно перенервничал, болен, ибо так и не смог оправиться после войны, что звучит довольно забавно — ведь войну он пересидел в Тэнбридж-Уэллз. Хуже ничего нет, чем слушать эти его извинения. Он сказал, что в ящике лежит письмо его матери и что оно ему очень дорого. И я почувствовала себя просто перепачканной. С тех пор он мне этого не простил, а я не забыла. Между нами говоря, в том письме, наверное, было что-то из его подлого прошлого.

Наконец Бриджет замолкла. Молчал и Аллейн, продолжая сидеть в своем кресле, причем так долго, что она отвернулась от огня и посмотрела ему в лицо.

— Странная история, да? — спросила она.

— И правда, очень странная, — сказал Аллейн. — Вы еще кому-нибудь рассказывали ее?

— Нет. Ну, еще Доналду, — она изогнулась на коврике, потягиваясь, и сказала: — Забавно. Мне казалось, я должна вас бояться, а мне не страшно. Зачем придет Донна?

— Она хочет забрать вас и увидеться со мной, — рассеянно заметил Аллейн.

— Все-то хотят с вами увидеться, — она обхватила колени и сцепила руки. — Не правда ли?

— Боюсь, мне не стоит обольщаться на сей счет.

— Мне кажется, вы больше походите на овечку, — сказала Бриджет.

— Скажите-ка, — проговорил Аллейн, — как вы думаете, еще кто-нибудь знает о тайне этого французского секретера?

— Не думаю. Хотя это трудно утверждать, пока кто-нибудь не проявится.

— И никто из слуг?

— Наверняка нет. Барт захлопнул ящик, как только вошел сэр Дэниел.

— Оставался ли сэр Дэниел один в той комнате?

— Сэр Дэн? Боже правый, неужели вы думаете, что мой душка сэр Дэн имеет хоть какое-то отношение к этому чертовому письму Барта?

— Я просто хочу все выяснить.

— Ну, в принципе я не думаю, что он бывал в этом кабинете прежде и позже, но в тот день он один там не оставался. Когда сэр Дэн приходит, слуги проводят его прямо наверх. Барт терпеть не может, когда его комнату используют для приема посетителей.

— А Димитрий, поставщик, оставался один в той комнате?

— А при чем… Нет, не знаю. Вот вы упомянули сейчас об этом, и я вспомнила, что он действительно разговаривал там с Донной примерно за месяц до нашего бала. Когда я спустилась туда первой, он находился в комнате один.

— Когда это было? Числа не помните?

— Сейчас постараюсь вспомнить. Подождите. Да-да, это было десятого мая. Мы отправлялись на Ньюмаркет, и Димитрий поэтому прибыл к нам рано утром.

— Вы можете поклясться, что он был один в той комнате?

— Да. Могу. Но, ради бога, что это означает?

— Слушайте, — сказал Аллейн, — я хочу, чтобы вы забыли об этом. Ни с кем на эту тему не разговаривайте, даже с Доналдом. Поняли?

— Да, но…

— Я хочу, чтобы вы мне это обещали.

— Хорошо, я обещаю.

— Клянетесь?

— Клянусь.

Раздался звонок в дверь.

— Это ваша мать, — сказал Аллейн.

Глава 24 Оборвавшийся танец

Когда Аллейн открыл дверь перед Ивлин Каррадос, то на фоне ярко освещенной улицы он увидел только темную фигуру. Ее лицо было полностью в тени, и разглядеть что-нибудь на нем было совершенно невозможно. Поэтому, когда она прошла в гостиную, он оказался абсолютно не готов к ее необыкновенной бледности, к затравленному взгляду, к нервически перекошенному рту. Он вспомнил, что она пришла к себе прежде, чем обнаружила отсутствие Бриджет, и с сочувствием отметил, что она отодвинула собственные проблемы и сейчас даже не думала о них. По-видимому, и Бриджет охватило то же чувство, потому что она, негромко вскрикнув, бросилась к матери. Как все обезумевшие матери, леди Каррадос обхватила Бриджет обеими руками, и ее тонкие пальцы двигались необыкновенно выразительно.

— Дорогая моя, — она с жаром, торопливо целовала волосы Бриджет, — как ты могла, Бриджи, так напутать меня, как ты могла!