Увидев, как сконфузился сын, он добавил:
— Никогда не позволяй женщине себя подавить, быть главной, быть над тобой. В твоих жилах течет таджикская кровь, кровь сильных мужчин, мы привыкли повелевать женщинами.
После Кати появилась Лана с теми же обязанностями.
Антон часто бывал у постели матери, приносил ей газеты, смотрел вместе с ней телевизор, жалел ее и сочувствовал, беседовал с ней. Его воспитанием и обучением занималась няня — учительница на пенсии, нанятая отцом, но с мамой он виделся каждый день, был к ней привязан.
— Ты растешь добрым мальчиком, не позволяй сердцу черстветь. Отец у тебя жестокий человек, а был тоже когда-то милым и покладистым.
— Он деньги зарабатывает, мама, семью содержит, — Антон защищал отца.
— Деньги на людском горе делать нельзя. Игроманы, они как наркоманы, больные люди.
— Мам, ты о себе беспокойся, о своем здоровье. Те, кто приходит деньги свои просаживать, пусть думают о себе сами.
— Не скажи, сынок, у них семьи есть, матери, у которых душа разрывается от горя.
— Мам, ты не знаешь, как отца уважают, как считаются с ним! — спорил Антон.
— Ой, сынок, сынок. Я хоть из дома не выхожу, но все вижу и подмечаю, — она вздохнула. — Ты школу скоро оканчиваешь, куда дальше учиться хочешь пойти?
— Не хочу дальше учиться, я отцу буду помогать.
— Надо учиться, Антон. Становиться на ноги. Я поговорю с отцом.
Вечером Домна позвала Мухаба.
— Нашему сыну нужно образование, сейчас без этого никуда.
— Может, ты и права, — согласился Мухаб. — Помощник с образованием, конечно, лучше.
Так участь Антона была решена, и после школы он оказался в институте на специальности экономика. Родители, пожелавшие ему лучшей доли, не учли одного — учеба давалась мальчику с большим трудом и совершенно его не интересовала.
В первый же семестр он не смог сдать зачет не только по высшей математике, но даже по культурологии. После того как количество «хвостов» переросло в немыслимое для деканата число, Антон начал разговор с отцом.
— Отец, я хочу бросить институт. Много сложных предметов, я их сдать не могу.
— Значит, в меня ты пошел, — спокойно сказал Исмаилов-старший. — Мне тоже учеба не давалась.
Антон про себя вздохнул облегченно, он не предполагал, что разговор получится таким простым и быстрым, а отец — понимающим.
— С матерью своей разговаривай сам.
Домна заплакала, когда услышала, что Антон бросает институт.
— Сынок! У меня была одна надежда, что ты выучишься и станешь человеком.
— Вы, женщины, все преувеличиваете, — отмахнулся Антон.
— А как же армия? Тебя могут в армию забрать!
— Отец сказал, что решит этот вопрос, выкупит меня у военкомата.
— Главное, чтобы он не выкупил твою душу, — продолжала плакать Домна.
— Не плачь, мама, я буду работать с отцом, и у меня будет много денег.
Домна понимала, что это за деньги и как они достаются Исмаилову, Мухаб не стеснялся обсуждать дела и дома, и она часто слышала его разговоры с подельниками. У нее ведь только ноги больные, а слышит она хорошо, да и видит тоже, поэтому и знает то, что ей не надо знать совсем. И у нее так болит сердце за сына.
Глава 8
Заказчик недоволен
Герман Николаевич хохотал от души.
— Никогда бы не подумал, что человек с фамилией Рабинович может быть экспертом в культурологии.
— Да почему? — удивлялась Евгения. — И вообще, что вы привязались к Рабиновичу?!
— Я? Привязался? — От смеха у него выступили слезы.
— Хорошо, пусть Рабинович, это смешно, правда, почему, не понимаю. А Лотман — вам не смешно? Он тоже по национальности как Рабинович, и у него целый ряд исследований по декабристам, Пушкину, Лермонтову.
— Вот не попал бы с вами в плен, госпожа Шумская, не обогатился бы знаниями о Лотмане и Рабиновиче. Тихо!
Евгения замерла. Ключ в замке гаража поворачивался едва слышно, тоненький лучик света, как лезвие бритвы, прорезал тьму, и в помещение вошли трое. Антон был среди них, и выражение лица у него было тоскливое. Евгения, еще сомневавшаяся в том, тот ли это студент, что не сдал ей культурологию, уверилась окончательно — он.
Она хотела было спросить: «Антон, что ты тут делаешь? Что все это значит?», но вовремя зажала себе рот рукой.
Двое других мужчин были явно старше Антона, но держались отстраненно, словно пришли выполнять рутинную работу.
— Ну, что, граждане, расскажете? Как ваша температура? Как ночной сон? Что беспокоит? — Архипов говорил так спокойно, будто действительно вел прием больных.
— Вы с ума сошли? — зашептала Евгения. — Зачем вы их злите?
— А может, им и правда медицинская помощь нужна? — так же тихо ответил Герман.
Антон и двое мужчин молча прошлись по гаражу, словно высматривая, не проходит ли там пограничная полоса. Бывший студент старался не смотреть в сторону пленников и разговаривал только с мужчинами.
— Ну что, пакуем? Отец сказал доставить в целости и сохранности.
— А у нас есть варианты?
— Машину подгоняйте.
Архипов и Шумская поняли, что их сейчас куда-то повезут.
— Может, попробовать кричать? — шепнула Евгения и посмотрела на Архипова, он приложил палец к губам.
— Не надо. Сделаете только хуже.