Смерть в доке Виктория

Элтем оказался красивым городком, а монастырь Святого Духа производил неизгладимое впечатление. Фрина подумала, как гордился, наверно, построивший его золотоискатель, своим красивым домом. Его жена, как сообщил всеведущий путеводитель, родилась в Париже, где впитала идеи Директории, [30]которые объединила с верандами, характерными для британского ампира. Здание из красного кирпича с резными карнизами и горгульями было так вульгарно, что казалось величественным. Полное пренебрежение всеми канонами вкуса было столь вопиющим, что странным образом располагало к себе.

– О Господи! – воскликнула пораженная Дот и перекрестилась.

– Да, оно и впрямь… хм… просто не могу подобрать подходящее слово. Если верить путеводителю, монахини получили здание после того, как его изначальный владелец упился до смерти, празднуя завершение Бурской войны. [31]С тех пор здесь расположился монастырь. Интересно, какая из этих дверей парадная? А горгульи кажутся мне знакомыми… Ну конечно, Нотр-Дам!

Стайка маленьких девочек, совершавших чинную прогулку, замерла перед посетительницами и уставилась на них во все глаза. Судя по уродливости школьной формы, англиканцы смиряют плоть с не меньшим рвением, чем католики, отметила Фрина. На девочках были темные платья из саржи, юбки в складку скрывали колени, белые блузки стояли колом от крахмала, а более уродливых колпаков Фрина в жизни не видывала. От воспитанниц пахло доброкачественным мылом и дезинфекционным раствором, волосы девочек были туго стянуты, чтобы ни один локон не падал на розовые личики.

– Мисс Фишер? – спросила самая рослая воспитанница. – Мать-настоятельница послала нас за вами.

Девочки пожирали глазами наряды посетительниц. Дот оказалась абсолютно права, когда говорила о запахе. Фрина, окруженная толкавшимися вокруг нее грибочками, отчетливо слышала, что девочки принюхиваются.

Парадной оказалась крайняя левая дверь, облицованная синим стеклом, что делало ее похожей на крыло тропической бабочки. Гостей провели по коридору, отполированному до блеска. Стены и потолок были расписаны изображениями танцующих дев и языческих богов в тускло-оранжевых, янтарных, горчичных и винно-красных тонах. Фрина удивилась, что монастырское начальство не заклеило эти сцены обоями.

Конвой остановился перед дверью, сделанной из цельного куска красного дерева. Самая высокая девочка постучала и отступила в сторону, дверь распахнулась, и детей как ветром сдуло.

Фрина обернулась, чтобы поблагодарить девочек, но их уже и след простыл. Она удивленно вскинула брови, но Дот лишь кивнула в ответ: некогда и она умела исчезать с молчаливой быстротой, когда вот так же распахивалась дверь в монастыре, где она воспитывалась.

Монахиня, в жилах которой, казалось, текла не кровь, а уксус, остановилась, чтобы надлежащим образом выразить свое неодобрение гостям матери-настоятельницы, а затем провела их по блестящему, словно морская гладь, паркету к следующей двери, с резким скрипом распахнула ее настежь и возвестила:

– Ваши посетительницы, мать-настоятельница!

Женщина, сидевшая за столом, встала, слегка вздрогнув от шума, и улыбнулась.

Фрина двинулась ей навстречу и пожала настоятельнице руку. Мать Тереза предложила гостьям сесть. Стулья были настолько неудобными, что их прямизна казалась наказанием за грехи.

– Я Фрина Фишер, а это мое доверенное лицо, мисс Уильямс. Надеюсь, мы вам не помешали.

– Нет, совсем нет. Я разделяю ваши опасения по поводу Алисии. Не вполне уравновешенная девочка, признаю, но с таким грузом за плечами…

– Что за груз вы имеете в виду?

В темно-карих глазах невозможно было что-либо прочесть. Длинные красивые руки были сложены одна на другой, как у оперной певицы. Лицо – ровный овал без морщин, полные губы, строгие, но мягкие, со складками в уголках; видимо, монахиня, несмотря на годы истовой теологии, все же сохранила чувство юмора. В матери-настоятельнице чувствовалось какое-то особое очарование…

– Мать Алисии умерла, когда девочке было семь лет – болезненная, долгая, изнуряющая смерть. Рак. Господь упокоил ее. Отец к тому времени был уже в летах, но не придумал ничего лучше, как жениться на женщине на сорок лет его моложе, хотя, думаю, тогда о ее характере ничего дурного известно не было. Алисия – девочка строгих нравов, полагаю, что поступок отца возмутил ее. Кто станет ее осуждать? Отношение брата к мачехе еще больше усугубило ситуацию. И отец, и брат были ослеплены этой женщиной, и для Алисии любви уже не оставалось, понимаете? Представляете, каково ей было?

Фрина кивнула. Она представляла.

– Отец отказался оставить дочку у нас, когда та заявила, что чувствует в себе призвание свыше, и отдал ее в светскую школу в городе. Я, как могла, попыталась объяснить девочке, что истинное призвание нельзя запретить и что Господь ее не покинет. Я почти ждала ее прихода. Но она здесь не появилась. Я позову двух ее ближайших подруг, если хотите, они подтвердят мои слова.

Фрина снова кивнула. Дот держалась молодцом и не поддавалась нахлынувшим воспоминаниям.