Смерть в кредит

В каком-то смысле это было верно, я уже почти все слышал… Меня это уже мало волновало… Все, что я хотел, – это уехать, и как можно скорее. И не слышать больше ничьих поучений. Главное – не думать, прав ты или ошибаешься. На самом деле, это не важно… Тот, кто имеет с вами дело, не должен обольщаться на ваш счет… Остальное – от лукавого.

* * *

В момент отъезда боль расставания все же была, даже сильнее, чем я мог ожидать. Мы стояли, притихшие, очутившись втроем на перроне Северного вокзала… Мы цеплялись друг за друга, пытаясь держаться вместе… Как только попадешь в толпу, становишься робким, скрытным… Даже мой отец, порой так сильно оравший в Пассаже, выходя на улицу, сразу же расставался со всеми своими замашками… Он как-то весь съеживался. Это только дома он метал громы и молнии. На улице стоило кому-нибудь обратить на него внимание, как он краснел… Он не решался смотреть по сторонам…

Посылать меня так далеко было крайне рискованно… Вот так, совсем одного… Внезапно пришел испуг… Моя мать, как самая стойкая, стала искать людей, ехавших туда же, куда и я… Никто ничего не слышал о Рочестере. Я пошел занимать место… Мне еще раз напомнили о самом необходимом… Крайняя осторожность… Не выходить, пока поезд не остановится… Никогда не переходить через пути… Смотреть по сторонам… Не баловаться с дверью… Избегать сквозняков… Беречь глаза… Не доверять багажным сеткам… потому что во время толчков может покалечить… У меня был набитый чемодан и еще одеяло, напоминающее восточный ковер, с разноцветными квадратами, плед для путешествий, зеленый с голубым… Он достался нам от Бабушки Каролины. Все попытки его продать оказались тщетными. Я увозил его в самую подходящую для него страну. В этом климате он незаменим! Все так считали…

В этой суматохе мне пришлось еще раз пересказать все, что меня заставили выучить, все, что мне напевали в течение восьми дней… «Чисти зубы каждое утро… Мой ноги каждую субботу… Попроси разрешения принимать горячие ванны… У тебя 12 пар носков… Три ночные рубашки… Подтирайся в туалете как следует… Ешь и жуй медленно… А то испортишь себе желудок… Принимай свое лекарство от глистов… Брось привычку трогать себя…»

Я увозил с собой еще множество наставлений для моего морального усовершенствования, для моей полной реабилитации. В меня старались вложить все перед тем, как я уеду. Я увозил в Англию хорошие принципы… просто прекрасные… И огромный стыд перед своими низменными инстинктами. Я буду полностью обеспечен. О цене договорились. Целых два месяца оплачены вперед. Я обещал быть примерным, послушным, смелым, внимательным, искренним, сознательным, честным, никогда больше не лгать и, главное, не воровать, не засовывать пальцы в нос, вернуться просто неузнаваемым, идеальным, поправиться, изучить английский, не забыть французский, писать родителям, по крайней мере, каждое воскресенье. Я обещал все, чего они хотели, только бы мне позволили быстрее уехать. Чтобы снова не разыгралась драма. После стольких речей слова были уже на исходе… Настал момент отъезда. Меня переполняли самые мрачные чувства и мысли… Вся эта безобразная мешанина дымов, толпы, свистков ужасно отупляет… Я видел, как рельсы вдали исчезали в туннеле. И я тоже исчезну. У меня были дурные предчувствия, я спрашивал себя, не окажутся ли англичане еще более сволочными, более подлыми, чем те, с кем мне приходилось сталкиваться здесь?..

Я смотрел на своих родителей, они вздрагивали, тряслись всем телом… Они больше не сдерживали слез… Вдруг я тоже принялся скулить. Мне было очень стыдно, я плакал, как девчонка, я казался себе просто омерзительным. Моя мать обхватила меня руками… Двери как раз начали закрываться… Раздалась команда «По вагонам!..» Она обнимала и целовала меня так сильно, что я едва мог удержаться на ногах… Она напоминала лошадь, охваченную нежностью, которая поднималась из глубины ее нескладного тела… Она заранее окунулась в разлуку. Это как бы выворачивало ее, как будто душа ее выходила у нее сзади, из глаз, из живота, из груди и обволакивала меня со всех сторон, освещая вокзал… Она полностью обессилела… На нее невозможно было смотреть…

– Успокойся же, мама!.. Люди смеются…

Я умолял ее сдержаться и плакал над нею среди поцелуев, свистков, сутолоки… Но это было сильнее нее… Я вырвался из ее объятий, прыгнул на подножку, я не хотел, чтобы она начала все снова… Я не осмеливался себе в этом признаться, но все же в глубине души мне как будто было даже любопытно… Мне бы очень хотелось узнать, до чего она может дойти в своих излияниях… Из какого отвратительного источника она черпала все это?