— Как я уже говорил, он назвался Хильмаром Дойером и заявил, что он австриец и живет в Венеции. Поскольку он не подпадает под национальную программу здравоохранения, то я принял его частным образом. И я не видел причин ему не верить. — Доктор разглядывал какие-то записи на лежащем перед ним линованном листке медицинской карты. Даже вверх ногами они произвели на Брунетти впечатление очень четких и аккуратных. — Он сказал, что в последние несколько месяцев у него немного снизился слух, и попросил меня его обследовать. Было это, — доктор заглянул в начало истории болезни, — третьего ноября. Я провел обычные анализы и нашел, что имеет место — как он и говорил — значительное снижение остроты слуха. — И, предвосхищая вопрос Брунетти, уточнил: — По моим оценкам, слух у него сохранился процентов на шестьдесят-семьдесят. Что меня насторожило — так это его заявление, будто прежде у него никаких проблем со слухом не было, — они появились внезапно, в течение последнего месяца или около того.
— Скажите, а это можно назвать обычным явлением — в его годы?
— Он сказал, что ему шестьдесят два. Что ли, это тоже неправда? Если бы вы мне назвали его точный возраст, мне было бы легче ответить на ваш вопрос.
— Ему было семьдесят четыре.
Услышав это, доктор Трепонти закрыл карту и что-то исправил на ее титульном листе.
— Не думаю, что это сильно меняет дело, — заметил он. — Во всяком случае, суть от этого не меняется. Это серьезное поражение — внезапное, острое и, поскольку затронута ткань слухового нерва, — необратимое.
— Вы уверены, доктор?
Тот даже не потрудился ответить.
— Уяснив себе природу заболевания, я попросил его зайти недели через две. И, проведя повторные тесты и анализы, нашел, что слух упал еще больше, а состояние нервной ткани ухудшилось, причем тоже необратимо.
— Насколько упал слух?
— Я полагаю, — доктор снова глянул на какие-то цифры в истории болезни, — еще процентов на десять. Может быть, чуть больше.
— Вы могли ему как-то помочь?
— Я предложил ему один из новейших слуховых аппаратов. Я надеялся — хотя и не особенно в это верил — что это сможет ему помочь.
— И помогло?
— Не знаю.
— Простите?
— Больше он у меня не появлялся.
Брунетти прикинул: повторный визит пришелся уже на начало репетиций оперы.
— Вы не расскажете поподробнее об этом слуховом аппарате?
— Он очень миниатюрный, вмонтирован в оправу обычных с виду очков с диоптриями или без. Работает по принципу… — Он осекся. — Не пойму, почему это столь существенно.
Вместо объяснений Брунетти спросил:
— А такой аппарат и правда мог ему помочь?
— Трудно сказать. Ведь большую часть того, что мы слышим, мы слышим не ушами. — Заметив недоумение Брунетти, доктор объяснил: — Мы читаем по губам, а слова, которые не разобрали, восстанавливаем по общему контексту. Нося подобный аппарат, человек в конце концов свыкается с мыслью, что со слухом у него неважно. И все другие чувства начинают работать на полную катушку, восполняя недостающие сигналы и восстанавливая информацию, а поскольку единственное, что у человека появилось нового — это слуховой аппарат, ему начинает казаться, что это аппарат ему помогает, хотя реально все дело в том, что все другие чувства работают с полной нагрузкой, чтобы заменить уши, которые слышат все хуже и хуже.
— И здесь тот же случай?
— Повторяю — я не уверен. Когда я на втором приеме подогнал ему аппарат, он заверил меня, что слышит гораздо лучше. Он и правда чище выполнял команды — но так бывает со всеми пациентами, независимо от их физического состояния. Ведь я стою лицом к больному и задаю вопросы так, что я вижу его, а он — меня. А во время тестов, когда команда подается в наушники и не сопровождается зрительным сигналом, улучшений, как правило, не наблюдается — по крайней мере, в подобных случаях.
Обдумав услышанное, Брунетти спросил:
— Вы сказали, доктор, что во время повторного обследования отметили дальнейшее ухудшение слуха. Нет ли у вас предположений, с чем связано такое внезапное и быстро прогрессирующее поражение?
Доктор улыбнулся — было ясно, что он ждал этого вопроса. Он сложил руки перед собой на столе, как врачи в телесериалах.
— Возможно, с его возрастом— хотя это не объясняет внезапности и стремительности развития заболевания. Возможна какая-то ушная инфекция, но в этом случае она сопровождалась бы болями, а он на них не жаловался, либо нарушением равновесия, чего он тоже не испытывал. Это могло явиться последствием длительного приема мочегонных препаратов, но он сказал, что ничего подобного не принимал.
— Скажите, доктор, вы с ним это обсуждали?
— Ну конечно. Он был обеспокоен этим куда больше, чем другие мои пациенты, и как пациент имел право знать о своем заболевании.
— Разумеется.
Успокоенный этим, доктор продолжал:
— Я назвал ему еще одну возможную причину — антибиотики. Мне показалось, его это заинтересовало, и пришлось объяснить ему, что доза в таком случае должна быть очень значительной.
— Антибиотики? — переспросил Брунетти.