Смерть в объятиях прибоя

Не знаю, наверное, сняли, чтобы глаза не мозолил. Держи! – Ольга передала через Дину стакан и уселась, нахохлившись и сцепив пальцы на коленях. И это Ольга, которая когда-то ради прямой спины простаивала по часу в день у стены с книжкой на голове. И чтобы лопатки непременно касались обоев.

– 

Вы мне можете объяснить, что тут случилось, отчего Алина и Борька сбежали?

– 

Жень, просто нервы у всех сегодня ни к черту. Не нужно было Борису начинать этот разговор про Кристину. Вот и договорились бог знает до чего.

– 

А до чего мы договорились? – внезапно ощетинился Вася. – До того, что Алька Кристинке тогда настоящую подлянку устроила! Крыське и так хреново было, а тут Алинушка со своими откровениями. И Сашка тут точно при чем-то был…

Никита внезапно швырнул кочергу в угли, так, что кверху взвились искры, и резко встал. Женя подумала, что он сейчас схватит Васю за грудки, но он только сумрачно глянул на него и пожал плечами:

– 

Если точно не знаешь, при чем, то и молчи лучше. А то, как Наденька, ей-богу…

После этого он уселся в кресло, выбрав, как всегда, стоящее в самом углу, и замолчал. Но что-то неуловимо изменилось в нем, Женя это чувствовала и не могла понять, в чем дело. Никита словно стал свободнее – как птица, выбравшаяся из клетки и усевшаяся на ней с независимым видом уже не та, что прыгала по жердочкам за решеткой. Ей тоже захотелось ощущения независимости и внутреннего удовлетворения, отзвук которого она только что уловила в Гоблине, но пока у неё это не получалось.

– 

Ребята, у меня такое впечатление, что та наша клятва больше никогда не касаться событий на кафедре стройматериалов, сейчас служит нам плохую службу, – задумчиво сказал Палий. – Произошло убийство, и прежде всего в наших же интересах понять, кто это сделал. Если для этого нужно нарушить табу, мы можем его нарушить. В конце концов, мы сами его создали…

– 

Митя, да мы все понимаем. Просто никто не уверен, что та история связана с этой… – отозвалась Дина и неожиданно пересела поближе к Гоблину, укрылась почти в абсолютную тень, и только руки её остались хорошо видны в свете небольшой лампы, стоящей на каминной полке.

– 

Но если не уверены, тогда тем более нужно разобраться, – настаивал Палий, и Женя вдруг подумала, что это ради неё он хочет устроить сейчас обсуждение. О расписке Марка пока, кажется, кроме них двоих никто не знал. Что будет, когда узнают?

Тихо открылась дверь, и появился Борис. Словно усталый кот, потянулся и плюхнулся на диванчик.

– 

Алина сейчас придет, – сообщил он. – Ребята, поймите, если бы в вашем доме… рядом с домом случилось такое, вы бы тоже были не в своей тарелке.

– 

Да мы понимаем, Борь, – погладила его по локтю Ольга. – Мы все давно научились понимать друг друга. Иногда даже слишком хорошо.

– 

Вот именно. – Палий говорил жестко и глухо. – Именно потому, что мы все понимали, что с Кристи тогда случилось, мы и договорились больше не трогать эту тему. Но почему мне сейчас кажется, что мы просто чего-то не знали? Или не поняли…

– 

Вы не знали о том, что тогда на кафедре Алина назвала Крыську проституткой. И сказала ей, что такой её считает и Борис, – выпалила Надежда и зло усмехнулась. – А ведь Алина знала, что я это слышу, я сидела за перегородкой и зубрила формулы к лабораторной. Потом уговорила меня молчать…

– 

Не просто уговорила, – сквозь зубы процедила Алина, словно призрак возникая в дверях. – Митя, налей мне, пожалуйста, вон из той бутылки, что около тебя. Я тебе свои сережки с топазами отдала, как ты и требовала. Чтобы ты свой грязный язычок в узде держала. Иначе фиг бы ты промолчала тогда. Про то, что ты там сидишь, навострив уши, я, к сожалению, просто забыла.

Воцарилась тишина. Полумрак теперь физически ощущался как плотная, густая субстанция, и они застыли в этой субстанции, словно разноцветные жуки в тягучей смоле. Почти никто не двигался, только голоса, приобретшие странную самостоятельность и достаточность, жили собственной жизнью, убивая прошлое и создавая его пока ещё бесформенный дубликат.

– 

Так вот, как оно было… – протянула Ольга. – Но все равно, я Кристинку знала хорошо. Не стала бы она из-за этого… В крайнем случае, проревелась бы где-нибудь в уголке.

– 

Она и ревела, – буркнула Дина. – Когда я в лабораторию заходила, она там плакала. Я спросила, что случилось, она ответила, что ничего. До сих пор себя казню, что не осталась с ней, что потащилась сдавать курсовой, сгори он синим пламенем! – было видно, как сжались тонкие пальцы, побелели косточки на них.

– 

Ты тогда это рассказывала. Почти теми же словами… – грустно заметил Вася. – А я, как назло, до лаборатории не дошел, все одно к одному складывалось. Меня секретарша из деканата перехватила и потащила объяснительную за прогулы писать. А потом уже поздно было…