— Не знаю. — Марша вызывающе вскинула вверх подбородок. — Вы велели ничего не трогать, вот я и не трогала — только убедилась, что папа жив. — Внезапно она присмирела. — Кстати, зачем вы скрыли от меня, что Феликс Хей умер не от отравления? Его закололи. По всей вероятности, тем самым зонтиком-шпагой, с которым вы не расстаетесь.
— Да, — согласился он.
— Вот почему я спросила вас, что произошло, — объяснила Марша, помолчав. — Кто-то пытался убить всех или, может быть, только опоить зельем…
— Кто-то из их же компании?
— Вполне возможно. — Девушка оживилась. — Наверное, злоумышленник подмешал яд во все стаканы, кроме своего, а сам только притворился, будто теряет сознание. После того как все отключились, он заколол Хея, а потом и сам принял немного яда, чтобы никто не догадался, что он убийца. Или нет… Наверное, дело было так: их отравил кто-то посторонний. Когда все четверо потеряли сознание, злоумышленник спокойно убил Хея и ушел. Ведь ясно, что подозревать станут одного из тех, кто находится в комнате!
Сандерсу не впервые приходилось сталкиваться с трудной задачей. Он принадлежал к числу тех чудесных молодых людей, кто готов ломать голову над подобными проблемами ночи напролет, и чем сложнее и запутаннее задача, тем интереснее.
— Нам еще многое неизвестно, — заявил он. — Начнем с того, что Хея было гораздо проще отравить. Зачем убийце возиться со шпагой, спрятанной в зонтике?
— Да, в том-то и сложность.
— Далее. Если убийца — посторонний человек, который хотел навлечь подозрение на гостей Хея, зачем он, убегая, оставил зонтик-шпагу на видном месте, двумя лестничными пролетами ниже? — Сандерс вздохнул. — К сожалению, пока мы просто гадаем на кофейной гуще.
— Плохо дело, — согласилась Марша. — Вы очень смешной и довольно милый. Что же нам делать? — Она улыбнулась.
Сандерс сконфузился.
— Необходимо раздобыть факты, — ответил он. — Кто такой был этот Хей и почему кто-то захотел убить его? — Хотя глаза у Марши по-прежнему сверкали, доктору показалось, что она намеренно и с самым невинным видом водит его за нос. — Что вы о нем знаете? Он дружил с вашим отцом?
Марша как будто прочитала его мысли.
— Если вы думаете, будто он какой-нибудь мошенник, например шантажист, выбросьте такие мысли из головы! Он биржевой маклер. У него куча денег. Все его знают. Возможно, он не всегда зарабатывал деньги честно, но, но крайней мере, его капиталы нажиты на фондовой бирже.
— Вы были с ним знакомы?
— Немного.
— Он вам нравился?
— Я его терпеть не могла, — откровенно призналась Марша. — По-моему, он был противным пошляком, хотя многие считали его веселым и щедрым. И потом, он вечно все вынюхивал. Не для чего-то особенного, не с какой-то целью, а просто так. Хотел все знать, понимаете?
Она покосилась в сторону гостиной; и тотчас же, словно он дожидался вопроса Марши, оттуда вышел служащий Англо-египетской импортной компании. Он с силой закрыл за собой дверь — собственно говоря, почти захлопнул. Его трясло.
— Ну и ну! — проговорил он.
Сандерс подосадовал на себя, — оказывается, о клерке он совсем позабыл.
— Хорошенькие дела у нас творятся! Как мы все это объясним, а?
— Нам не нужно ничего объяснять, — ответил Сандерс. — Вы ведь ни к чему там не прикасались?
— Я в чужие дела не лезу, — мрачно заявил клерк и как бы нехотя добавил: — Моя фамилия Фергюсон. Я работаю внизу, в фирме Бернарда Шумана. А сам Бернард Шуман находится там.
— Который из них?
Фергюсон приоткрыл дверь. Они увидели край узкого обеденного стола, на котором распростерся старик, похожий на ученого, с жесткими седыми волосами.
— Вон он. Молодой человек, вы, кажется, врач? Как он, плох?
— Вы имеете в виду, поправится ли он?
— Именно это я и спрашиваю, молодой человек.
— Поправится, — сухо отрезал Сандерс. Из-за враждебности, выказанной клерком с шотландской фамилией, молодой доктор вспомнил о своих шотландских корнях. Он тоже способен быть упрямым и несговорчивым! — Мне просто интересно, не намерены ли вы рассказать нам о событиях сегодняшнего вечера.
— Нет. Я иду домой.
— Что ж, дело ваше. Идите, если хотите. Все равно полицейские вас вызовут.
Не затруднившись ответом, Фергюсон заковылял прочь. Но, сделав несколько шагов, остановился и с мрачным видом повернулся к молодым людям:
— Я здесь ни при чем. Я в чужие дела не лезу.
— Вот именно! Может быть, вы поможете пролить свет на то, что случилось у вашего соседа? Вы говорили, что сидели у себя в кабинете и слышали, как гости наверху смеются, хохочут. У них, видите ли, началась истерика, когда подействовал наркотик. И очень важно знать, не входил ли кто-нибудь в то время туда или, наоборот, не выходил.
Фергюсон ссутулился.
— Властям я отвечу. Вам — нет.
— Значит, помочь вы не хотите?
— Я не намерен вам помогать! Именно вам!
— Но там ведь ваш директор!
— А что мой директор? — вспылил Фергюсон; неожиданно звучный голос не вязался с его ссутулившейся фигурой. — Если Бернард Шуман желает пить коктейли — в его-то возрасте! — и валять дурака, пусть будет благодарен, что остался жив.