Смерть в пионерском галстуке

Соня подергала Кошкину за рукав и, когда та повернула к ней лицо, произнесла шелестящим шепотом:

– Чайка.

– Чайка. Ну и что? – прозвучало возле самого уха.

Слишком неожиданно, да еще и в такой момент. И сейчас Соня действительно вздрогнула. Наверное, именно поэтому у нее и вырвалось независимо от воли:

– В дневнике тоже написано про чайку. Что она висела на дереве. Мертвая.

Кошкина предупреждающе ткнула ее в спину, но поздно. Во всех отношениях поздно. Соня уже сама поняла, что сболтнула лишнее, и слова уже вылетели, не вернешь, и все их прекрасно услышали.

– Вот зачем мы сюда поперлись? Вот зачем? – еще сильнее завелась Силантьева. – Лучше бы на месте остались, как я говорила. А здесь действительно дичь какая-то. Там все правильно написано. Дичь полная!

Настя опять подскочила к ней, опять ухватила за плечи.

– Валя. – Тряхнула легонько, повторила громче: – Валя! А ну успокойся. Что еще за истерика?

Силантьева вскинулась, сузив глаза, с неприязнью воззрилась на инструкторшу и, будто только что поняв и осознав, выкрикнула ей прямо в лицо:

– Это вы! Вы нас сюда завели. Специально. – Она резко передернула плечами, избавляясь от державших ее рук, отшатнулась от Насти. – Только вы сюда хотели, а больше никто не хотел. Зачем? Вот зачем? – Валя опять чуть присела, с досадой и злостью ударила себя кулаками по ногам. – Долбаный поход. Лучше бы я дома сидела.

Кошкина, не выдержав, подступила к ней.

– Валь, ну хватит. Это всего лишь…

Но Силантьева и ее оттолкнула, выкрикнула, перебив:

– Ты! Ты тоже. Отвали от меня. Вечно тебя куда-то несет. А я думала, мы подруги.

– Это-то тут при чем?

– Ну всё, всё! – неожиданно встрял Дмитрий Артемович, подошел, сочувственно изогнув брови, миролюбиво и благостно завел, как только он умел: – Ну что ты, правда. Ничего ведь особенного не случилось. – Положил ладонь Вале на плечо, наклонившись, заглянул в лицо. – Всякое же бывает. Ничего страшного.

И, как ни странно, на него орать Силантьева не стала и отскакивать не стала. Может, потому что он единственный из всех казался по-настоящему убедительным и надежным и на самом деле умел уговаривать.

Отведя руку за спину, Дмитрий Артемович замахал ей, давая остальным понять, чтобы расходились и не мешали. Настя гордо вскинула подбородок, поджала губы и первой двинулась прочь. Ребята тоже отошли.

– Макс, это опять ваши шуточки? – Кошкина грозно глянула на Рыжего.

– Какие шуточки? – озадачился тот, на всякий случай отступил опасливо.

– Пока мы в корпусе были, дохлую птицу нам в окно швырнуть.

Соня тоже вспомнила, что, когда они сидели в комнате и рассматривали дневник, что-то с силой ударило в стекло, прежде чем Рыжий завопил «Идите сюда!».

– Почему сразу я-то? – возмутился он.

– А сам не догадываешься? – въедливо заметила Соня.

– Это не мы, – вступился Киселев. – Да и где бы мы эту чайку взяли?

– Да кто вас знает, – прищурилась Кошкина. – Вечно где-то шаритесь.

– А сами-то, – с вызовом напомнил Рыжий. – Что у вас там за дневник?

– Не твое дело, – отрезала Соня, но Яна почему-то ее не поддержала.

– Дневник как дневник, – она вытащила тетрадь из-под майки. – В комнате нашли, в тайнике за плинтусом. Похоже, он там давно лежал. Еще с тех времен, как лагерь работал.

И опять все собрались тесным кружком, придвинулись поближе, обступили Кошкину, даже Соня втиснулась между Славиком и Мишей, хотя все уже видела и знала. Хотела рядом с Демидом, но в последний момент испугалась и застеснялась.

– А чего это там Силантьева несла про какую-то дичь? – поинтересовался тот.

Яна открыла тетрадь, отыскала нужную страницу.

– Вот.

Надпись по-прежнему притягивала взгляд, пусть Соня и видела ее не в первый раз. С одной стороны, она уже не удивляла и не пугала, с другой – наполнялась смыслом, но спокойней от этого не становилось, а, кажется, наоборот. И остальные тоже не отрываясь смотрели на нее, пытаясь разгадать: кто задумчиво, кто недоуменно, кто с недоверием, кто с напряжением и тревогой.

– Про чайку здесь тоже есть, – Кошкина отлистала несколько страниц. – Что все утром встали, а она на дереве висит.

– Так наша ж не висела, – заметил Рыжий.

– Ну а как повесить-то? – воскликнула Соня. – Если мы в любой момент заметить могли. – Предположила: – Вот кто-то и швырнул в окно и сразу убежал.

– Или подбросил, – подхватила Яна, опять недобро глянула на Рыжего. – Пока мы твой труп искали. Или обедали.

– Кто? – тихонько спросил Славик.

– Я-то откуда знаю, – досадливо выдала Кошкина.

– Так когда вы из корпуса выскочили… – начал Рыжий, потом потупился, уточнил гораздо тише: – Труп искать… – и опять повысил громкость, посмотрел сначала на Кошкину, затем на Соню, – она была или нет?

– А будто мы заметили, – возмутилась та. – Не до этого было. Ты ж орал как больной.

– А по-моему, она сама в стекло врезалась, – предположил Киселев, добавил поучительно: – Так часто с птицами случается. Просто очень сильно. Поэтому насмерть.

– Да вполне, – согласилась Кошкина. – Но почему именно чайка?