Смерть в послевоенном мире (Сборник)

Чем же все кончилось? Бруно, во-первых, оказался невиновным и, во-вторых, давно уже мертв. Лэппс же пока еще жив, здоров, ненормален и столь же виновен, как нацисты, которым он поклонялся. Кроме того, замечание Кена относительно сексуальных отклонений у этого парня для меня тоже кое-что прояснило.

Я знал, что Лэппс, чтобы возбудиться, занимался воровством, но полагал, что им двигала страсть к насилию над женщинами. То, что его привлекали здания определенного типа, — а он действительно выбирал строения одного типа, — приобрело в моих рассуждениях новый смысл. Не являлось ли это для него тем же самым, что заставляет одних увлекаться блондинками, а других — предпочитать мужчин.

Вероятно, Лэппс, забравшись по пожарной лестнице для того, чтобы проникнуть в квартиру Каролины Вильямс, заглянул в ее окно и увидел, как Джордж в спальне избивает женщину. Вероятно, он услышал, как она называла Джорджа по имени, в результате у него и сформировался стереотип «Джордж сделал это», а увидев, как Джордж перерезал ей горло, он еще больше возбудился.

Однако Джордж заметил темную, напоминавшую полицейского фигуру, мелькнувшую в окне, испугался и сбежал. Тогда Лэппс проник в квартиру, излил из себя семя и, движимый навязчивым чувством вины, совершил не укладывающееся в действия нормального человека омовение убитой. Затем он наложил повязки на труп и прихватил с собой кое-что на память, включая нижнее белье и фотоальбом.

Эти новые эротические фантазии сподвигли Лэппса на более высокий уровень сумасшествия, и вторая женщина — Маргарет Джонсон — уже полностью принадлежала ему. На этот раз все от начала до конца было сотворено его руками... хотя, возможно, в его сознании все это также совершил Джордж.

Однако Лэппс испытал печаль и даже некоторую вину, поэтому оставил на стене эту надпись, сделанную губной помадой.

Симпатичная медсестра Кэтрин Рейнольдс оказалась более удачливой. Лэппс не смог вторично пойти на убийство и удовлетворился лишь нападением на нее. Может быть, он уже испытал сексуальную разрядку и угрызения совести пробудились в нем еще до возможного убийства. Он даже вернулся назад, чтобы помочь ей.

Однако то, что меня мучило, — это ребенок Кинанов. Ничто в этом деле не укладывалось в способ действия Лэппса. Дом совершенно не соответствовал «его типу». Похищение не входило в состав его традиционных действий, не говоря о расчленении ребенка. Неужели поиски новых способов возбуждения привели к полной извращенности?

Но даже в этом случае одно обстоятельство никак не укладывалось в схему, и мне не удавалось найти этому объяснение. Кен упомянул об этом: этот парень ни разу не имел нормальных сексуальных отношений. Его навязчивая идея веселого свидания сводилась к проникновению сквозь чужое окно и испусканию семени на пол.

Но в отношении маленькой девочки имела место попытка изнасилования. Так сказал следователь. Изнасилование.

— Не будешь возражать против моей компании. Геллер?

Хол Дэвис, с его несоразмерно крупной головой и хитрой улыбкой, уже скользнул в кабинет и уселся за стол напротив меня.

— Нисколько. Что нового в мире желтой прессы?

— Нудный день. Боже мой, Геллер, ты дерьмово выглядишь.

— Спасибо, Хол.

— Ты же находишься на вершине успеха. Ты местный герой, знаменитость.

— Заткнись, Хол.

Дэвис прихватил с собой виски.

— Не правда ли, то, что случилось, потрясающе. Жаль, что нет возможности поджарить этого пацана на электрическом стуле, однако, учитывая благоприятный день и возраст, он имеет шанс отделаться палатой для умалишенных до конца своей ничтожной жизни.

— Не думаю, что им удастся поджарить семнадцатилетнего мальчишку даже при таких обвинениях.

— Для тебя это было особенное дело.

— Ты тоже неплохо поживился на нем, Хол.

Он рассмеялся, закурив сигарету. Покачал головой:

— Смешно. Кто бы подумал?

— Подумал о чем?

С видом заговорщика он наклонился над столом. Судя по его дыханию, стаканчик виски не был первым, принятым за это утро.

— О том, что похититель девочки Кинана действительно оказался «убийцей с губной помадой». Действительно.

— Почему бы, собственно, нет? Он же оставил свою роспись на стене владения Кинанов, гласившую: «Остановите, пока я не убил еще...»

— Это-то и самое смешное, — хмыкнул он. — Как ты думаешь, кто сделал надпись на стене?

Я недоуменно посмотрел на него:

— Что ты имеешь в виду?

Дэвис подался вперед, криво ухмыляясь:

— Не будь таким легковерным дураком. Это написал я. Мне хотелось сенсации.

Схватив за грудки, я потянул его к себе через стол.

Бутылка виски опрокинулась, проливаясь на пол, сигарета Дэвиса выпала изо рта, а его глаза вытаращились так же, как у тех бизнесменов, что заканчивают свой ланч двумя-тремя порциями мартини.

— Ты... что ты сделал? — процедил я сквозь зубы.

— Нат! Мне больно! Отпусти! На нас смотрят!

Задыхаясь от злости, я втиснул его обратно в кресло. Меня трясло.

— Стало быть, это сделал ты, чертов недоносок, не так ли?

Он был перепуган, но старался этого не показывать. Состроив обиженную физиономию и пожав плечами, сказал:

— Подумаешь, да что тут такого?