Смерть в послевоенном мире (Сборник)

Лэппс, как следует из этих записей, все еще в тюрьме. Вот почему после многих лет, на пути к старости, проживая в собственных апартаментах в Корал-Спрингс со своей второй супругой, я изложил все на бумаге. Обещание, данное комитету по делу Лэппса, обязывало к формальному изложению фактов, однако я предпочел сделать это в той же форме, что и другие мои воспоминания.

Теперь Джереми Лэппс уже пожилой человек, разумеется не такой, как я, но старый. Сейчас это седоволосый старикан с брюшком. Совсем не похож на того малолетнего преступника с засаленными волосами, который, к моему глубокому удовлетворению, отправился в тюрьму Стейтвилль. Он просидел там дольше, чем любой другой заключенный в тюрьмах Иллинойса. Задолго до того как сидевшим там разрешили получить образование в период заключения, он стал первым, кто получил диплом. После этого он помогал другим осужденным организовать такие же программы заочного самообразования. Он стал специалистом в области электроники и научился довольно прилично рисовать акварелью. В настоящий момент он содержится в тюрьме Вьена, известной своими послаблениями в режиме и минимальными мерами безопасности. Там нет заборов и решеток на окнах.

На протяжении многих лет пресса, общественные деятели и родственники погибших, включая Джейн, сестру Джоэн, выступали против досрочного освобождения Лэппса. Его изображали как первого представителя новой породы чудовищ городской Америки, предшественником Ричарда Спека, Джона Уэйна Гейси и Теда Банди.

Боб Кинан умер в прошлом году. Его жена Норма скончалась двумя годами раньше.

Сэм Флади, настоящее имя которого было Сэм Гьянкана, был убит в собственном доме в 1975 году, как раз перед тем, когда ему предстояло дать свидетельские показания в Сенаторском комитете, разбиравшем дело о связях организованной преступности и ЦРУ.

Из главных действующих лиц в живых остались только Лэппс и я.

Я вполне удовлетворен мщением. Пусть выпустят этого негодяя.

Но если он симулирует свое исправление так же, как однажды симулировал потерю памяти, если он причинит вред хоть единой душе, ей Богу, я достану свой девятимиллиметровый пистолет и лично займусь им.

23

Мой сын родился буквально за несколько минут до полуночи 27 сентября 1947 года.

Мы назвали его Натан Самуэль Геллер-младший.

Его мать, обессиленная двенадцатичасовыми родами, с залитым потом лицом, спутавшимися волосами, никогда не казалась мне более прекрасной, чем в тот миг. Никогда не видел ее более счастливой.

— Он такой крошечный, — проговорила она. — Почему же он так долго выбирался наружу?

— Он маленький, но упрямый. Как и его мать.

— У него твой нос. Твой рот. Он великолепен. Хочешь подержать его, Нат?

— Конечно.

Я взял на руки крошечный сверток, посмотрел на милое младенческое личико и почувствовал, первый и единственный раз за всю свою жизнь, любовь с первого взгляда.

— Я твой папочка, — проворковал я, обращаясь к малышу. Он пускал пузыри. Я прикоснулся к его маленькому носику, посмотрел на крошечные ручки, миниатюрные ладошки и малюсенькие пальчики. Каким образом такое волшебство могло вершиться в этом ужасном мире?

Я вернул малыша матери, она приложила его к груди, и он сразу же начал сосать. Прошло всего лишь несколько минут, как он родился, а ему уже дали грудь. Жизнь вряд ли от этого станет лучше.

Я сел, наблюдая за ними обоими, и волны радости и печали попеременно накатывали на меня. Большей частью это была радость, но я не мог удержаться от мысли, что такая же мать, полная надежд, однажды держала на руках крохотную Джоэн; что другая мать на своем нежном колене держала маленького Джерри Лэппса. А Каролина Вильямс и Маргарет Джонсон тоже когда-то были детьми, игравшими на руках матерей. Даже Отто Бергструм и Джеймс Ватсон, Господи Иисусе, даже Джордж Морелло когда-то были милыми малышами, сидевшими на руках любящих матерей.

Я пообещал сам себе, что мой сын будет жить лучше меня. Ему не придется быть таким чертовски жестоким; «Великая депрессия» отойдет в историю, война за окончание всех войн уже закончилась. Он ни в чем не будет нуждаться. Пищу, одежду, кров, образование — все это он получит по праву родившегося.

Вот за это мы все должны сражаться. За то, чтобы дать нашим детям то, чего не имели сами. Дать им лучшее, более безопасное место в жизни. Жизнь, свободу и поиски счастья.

В ту ночь, устроившись на жестком медицинском стуле, окруженный сиянием своей новой семьи, я позволил себе поверить, что надежды не будут призрачными. Что в этом великолепном послевоенном мире все возможно.

Частная консультация