Смерть в рассрочку

— Нормально, — отозвался Кондратюк и сменил тему. — Лучше расскажите, что нового тут, у вас.

— У нас все в порядке, — ответил Юрий. — Даже трофеями разжились. Набрели с ребятами на «духов», спальники отбили пуховые, легонькие, ничего не весят. Теперь у каждого есть. А в остальном — отъедаемся, отсыпаемся.

— Набрели? — пытливо переспросил Игорь.

— Нет, конечно. Подполковник Жилин попросил проследить за одним «мирным». Ходил в горы на связь. Пятерых взяли тепленькими.

— А еще наш старшой отличился, — ворчливо заявил Мелентьев.

— Вспомнил, понимаешь, что он учитель.

— Ладно, Дмитриевич, — улыбнулся Марьясин. — Сам расскажу. Понимаешь, — повернулся он к Кондратюку, — прохожу вечером мимо офицерского модуля и около входа наталкиваюсь на сержанта. Здоровенный детина плетется, почти ползет, скрючившись, и плачет. Спрашиваю, в чем дело. Он только промычал что-то в ответ и махнул рукой на вход, откуда только что появился. Я заинтересовался. Захожу в ротную канцелярию и вижу. За столом сидит замполит — старший лейтенант, и наблюдает, как его пьяный ротный, капитан Марьин, отрабатывает удары ногами на катающемся по полу солдате. Кстати, тоже здоровый малый. Пытается прикрыть руками окровавленное лицо и мошонку и вскрикивает: «За что, товарищ капитан? За что?..» Марьин на меня — матом. Предлагает покинуть помещение, пока за меня не взялся. Я советую ему взяться, — ухмыльнулся Михаил. — И спровоцировал. Он оставил солдата и кинулся ко мне. Пришлось врезать, прошу учесть, на правах самообороны. Пока ротный лежал, отключившись, я расспросил солдата. Оказывается, капитан изучал восточные единоборства и чтобы не потерять навыки, напившись, закреплял их на своих подчиненных. При этом выбирал самых рослых и сильных. Зверея, избивал их беспощадно и, наверное, не одного успел лишить способности к деторождению. Замполит хоть и не принимал участия в физическом глумлении, но не упускал случая понаблюдать, как легко унизить человеческую природу. Подчиненные были так запуганы, что даже не пытались жаловаться. Да и толку что?.. На меня накатила такая злоба, что когда капитан очухался, я с ним немного позанимался единоборствами. Так, чтобы не доводить до рауша и дать ему возможность испытать на себе всю прелесть болевых ощущений. А когда он ощутил, я попросил наблюдавшего за этим старшего лейтенанта здесь же, при мне, написать правдивое политдонесение, не забывая и о себе.

— И написал? — поинтересовался Кондратюк.

— Еще как живо! Даже дал политическую оценку своему и капитана поведению, хотя я просил оценить только с позиций уголовного кодекса. Затем я отвел его не к замполиту части и не к представителю военной прокуратуры, потому как там бы это дело наверняка замотали, а в особый отдел к Жилину. Подполковник поворчал, поматерился, но настоял на проведении следствия. Нет, нет, — предвидя, что командир собирается задать предугаданный им вопрос, заверил Марьясин, — я ничего капитану не сломал и следов не оставил. В этом смысле предъявить мне он ничего не сможет.

— Это понятно, — сказал Кондратюк. — Но скажите мне, при чем тут учительство, о котором упоминал Дмитриевич.

Ребята расхохотались и вместе с ними Марьясин.

— Понимаешь, какое дело, — посмеиваясь, пояснил Михаил. — Когда старшего лейтенанта срочно вызвали в политотдел дивизии, я уже возле машины стал по наивности толковать ему об отношении Наполеона к физическому оскорблению солдата. Рассказал, что Бонапарт решительно изгнал из армии телесные наказания, что он всегда недоумевал, как, например, англичане не гнушаются пускать в ход плеть в войсках. «Чего же можно ждать от людей обесчещенных!», — возмущался он. Старший лейтенант смиренно слушал и даже соглашался. Но как только машина двинулась, обложил меня таким ужасным матом, что наш Дмитриевич до сих пор мучается завистью. К сожалению, эти охломоны, — кивнул он на парней, — тоже слышали, как он обложил их временного, но все же родного командира. И вместо того, чтобы догнать машину и отшлепать этого очернителя светлого имени своего начальника, стали ржать, как лошади Пржевальского, падающие с отрогов Тибета.

Любовно глядя на заместителя командира, парни снова расхохотались.

— Это что? — начал Мелентьев.

— Погоди, Дмитриевич, — прервал его Сергей Гамов. — А выпить? Не будем уклоняться от своих обязанностей. Как говорится, если мы этого не сделаем, то никто не сделает за нас!

После того, как все выпили с шутками и смехом, Мелентьев продолжал:

— Помнишь, Васильевич, капитана Пытова, начальника штаба второго батальона мотострелков?

— Конечно. Скромный, культурный офицер. Мне он всегда нравился.

— Так вот, этот скромный и культурный, который тебе всегда нравился, накурился анаши до одури, стал по одному вызывать в канцелярию солдат и показывать на них, какой он меткий стрелок. Ставил их к стенке, ставил им на голову гранат, ну, тот, который едят, а не гранату, и сбивал их из пистолета. У троих сбил, а четвертому угодил в лоб.