Смерть в редакции

— Следующие за Хэрриет крупнейшие держатели — ее приемные дети Дэвид и Донна — Донна Палмер. Они имеют по семнадцать с небольшим процентов. Дэвид занимает пост президента компании, но это во многом чисто номинальный пост. Он давно стремится к большему, но, по моему мнению, парень — типичный неудачник. Он несобран, имеет скверный характер и плюс ко всему большой любитель приложиться к бутылке. У его жены Кэролайн гораздо больше мозгов и сообразительности, чем у него. Хэрриет, если это будет в ее силах, никогда не позволит ему стать во главе дела.

— Донна, приемная дочь, — продолжил Лон, — в значительной степени находится вне событий. — Лон поднял бокал и полюбовался коньяком на свет. — Она разведена, живет в Бостоне и возглавляет консультационную фирму по вопросам связи с общественностью. Думаю, что ее не интересуют ни газета, ни Нью-Йорк в целом.

— Это все члены семьи, которые владеют акциями?

— Нет. Существует еще Скотт Хаверхилл, племянник Хэрриет. Ему принадлежит примерно десять процентов. Он генеральный менеджер и мечтает занять место на самом верху ничуть не меньше Дэвида. Скользкая скотина, постоянно заискивает перед тетушкой и интригует за спинами других, пытаясь получить больше власти. Скорее всего она предпочтет Скотта Дэвиду, если придется решать, кому возглавить дело. Но преимущество одного перед другим крошечное. Это будет просто выбор меньшего из двух зол.

— Эти люди контролируют примерно восемьдесят процентов всех акций, — сказал Вульф, потребовав звонком еще пива. — Кто остальные?

— Это небольшие пакеты, — сказал Лон. — Ну, во-первых, мой босс, издатель Карл Бишоп, имеет пять процентов, и он будет стоять против Макларена до конца. Процента два-три принадлежат Эллиоту Дину, он их семейный адвокат уже, наверное, лет сто. Дин был доверенным лицом Уилкинса Хаверхилла, а после смерти старика стал советником Хэрриет. Некоторое количество акций имеют издательство «Арлен» и человек по фамилии Демарест — именно это семейство продало в свое время «Газетт» Уилкинсу Хаверхиллу.

Вульф откинулся на спинку кресла, возложил руки на холм своего брюха и спросил:

— Чьи акции, по вашему мнению, абсолютно недоступны для мистера Макларена?

— Конечно, акции Хэрриет и Бишопа. Не могу также представить, чтобы Дин продал свои, — ответил Лон. — В детишках я абсолютно не уверен — ни в одном из них. То же могу сказать об «Арлен» и Демаресте. Они все продадут свои пакеты тому, кто даст за них больше. И заплатит скорее. То есть Макларену. «Газетт» — прибыльное предприятие, но ни одному из них может никогда не представиться подобного шанса. Кроме всего прочего, они не испытывают к газете чувства преданности.

— Итак, антимаклареновские силы, если можно так выразиться, контролируют сорок три процента всех акций, не так ли?

Лон кивнул и сказал:

— Наш материал в вечернем выпуске, естественно, не раскрывает каких-либо деталей. Всего несколько строк с высказываниями Макларена и комментарием миссис Хаверхилл: ««Газетт» хотела бы ознакомиться с его предложениями подробнее».

Вульф задал еще несколько вопросов о Макларене, «Газетт» и Хаверхиллах, но я не буду на них останавливаться, поскольку вы, видимо, уловили общий дух беседы. Было около одиннадцати, когда Лон потянулся, зевнул и прикончил последний бокал «Ремизье».

— Я пока не знаю, почему вас так заинтересовал этот жалкий шотландец. Но если что-нибудь из сказанного мною сегодня поможет вам остановить его, я получу от этого удовольствия больше, чем от еды, и этим сказано многое. Не вставай, Арчи. Я знаю, где выход.

Я, тем не менее, проводил его до дверей, отчасти потому, что гость особняка из бурого известняка — «жемчужина в оправе гостеприимства», а отчасти потому, что чувствую себя увереннее, если лично запираю дверь на ночь. Такова сила привычки, умноженная на понимание того факта, что по Манхэттену разгуливают по меньшей мере десяток типов, которые были бы просто счастливы организовать похороны Ниро Вульфа; только из природной скромности не упоминаю о тех, кто готов раскошелиться на надгробие для меня.

Когда я вернулся в кабинет, Вульф сидел прямо, положив ладони перед собой на стол и устремив взор в пространство.

— Арчи, во сколько обойдется платное объявление в «Таймс» размером в одну газетную страницу?

— Понятия не имею, — ответил я, вскидывая одну бровь и усаживаясь в свое кресло за письменным столом. — Думаю, что во много тысяч. Ищете новый нетривиальный метод привлечения клиентов? Не кажется ли вам, что это немного крикливо?

Он молча покосился на меня и закрыл глаза. Поскольку у меня пунктик во всем, что касается времени, я посмотрел на часы. Ровно через семь минут он вернулся к жизни и, моргнув, произнес:

— Слушайте инструкции.

— Есть, сэр! — Я раскрыл записную книжку.

— Утром позвоните в «Таймс» и выясните цену одной полной страницы. Сообщите мне, хотя значения это иметь не будет. Затем отправляйтесь в редакцию и отдайте им платное объявление.

— Какое объявление?

— Не прерывайте! Объявление, текст которого я вам продиктую. Во-первых, заголовок кеглем в сорок пять пунктов…