Смерть в своей постели

— Попробуем? — подзадоривал простодушную Элеонору многоопытный Фырнин.

— Женщина. Надо искать женщину.

Пафнутьев был разочарован. На какой-то миг, под действием чар Элеоноры, под влиянием неподдельного азарта Фырнина, он допустил, поверил и понадеялся, что сейчас гадалка действительно скажет нечто важное, пронзит своим мистическим лучом темноту, в которой блуждал следователь. Но нет, она проявила себя просто как здравая, трезвая баба и сказала слова разумные, неуязвимые, но ничем, увы, ничем не помогшие бедному Пафнутьеву. И тут же, словно почувствовав его разочарование, она пристально и как-то протяжно посмотрела с экрана прямо в усталые пафнутьевские глаза. И усмехнулась.

— Некоторым мои слова кажутся очевидными… Как бывает очевидным любое событие, самое невероятное после того, как оно случилось. Хочу сразу сказать — не торопитесь с выводами. Я сказала, что сказала. И не так уж мало.

— Да! Как говорят французы, шерше ля фам. Ищите женщину, — подхватил Фырнин.

— И не одну, — добавила Элеонора.

— Две? — ужаснулся Фырнин с профессиональной искренностью.

— Я вижу три, — сказала Элеонора со слегка затуманенным взглядом. Она вдруг как-то обмякла, словно устала за эти секунды.

— Вы хотите сказать, что эти три женщины, сговорившись…

— Нет, — она досадливо поморщилась. — Я говорю не об убийцах, я говорю о сути происшедших событий. А кто убил, как, когда… Это дело следствия. Кстати, оно скоро закончится.

— Скоро — это когда?

— Через день, два… Самое большее — через три дня.

— Знаете, Элеонора, я был потрясен точностью вашего попадания — незадолго до смерти вы сказали Объячеву, что он умрет в собственной постели… И все случилось именно так, именно так! Что вам в те секунды привиделось, какие видения пронеслись перед вашим внутренним взором?

Некоторое время Элеонора молчала, не задумываясь о стоимости экранного времени, потом, стряхнув с себя оцепенение, взглянула на Фырнина.

— А вы не допускаете, что это было обычное профессиональное лукавство? Заверив человека в том, что он умрет в собственной постели, я тем самым пообещала ему долгие годы жизни, спокойную старость, окружение многочисленных домочадцев… Этого вы не допускаете?

— Честно говоря, допускаю, — сказал Фырнин, твердо глядя Элеоноре в глаза.

— Несмотря на все ваши восторги, я это знала с самого начала. Мне, конечно, понравилось, что вы похвалили меня за чувство юмора, но смею заверить, я знаю цену этому комплименту.

— Я не хотел вас обидеть!

— Обидеть вы меня не хотели, но разоблачить или, скажем, развеять туман таинственности над моей головой… попытались.

— Простите! Вы меня не так поняли! — Фырнин сделал отчаянную попытку вернуть разговор в милое и слегка мистическое русло, однако Элеонора легко и небрежно пресекла его попытки.

— Не надо нас дурить, — сказала она, пренебрежительным движением руки как бы отбрасывая нечто несущественное. И опять в ее голосе прозвучала вульгаринка, которая так понравилась Пафнутьеву несколько минут назад. — Хотите, вам кое-что предскажу?

— Хочу, — сипловато произнес Фырнин и невольно сглотнул набежавшую слюну.

— Вы не сделаете карьеры. Не станете богатым и знаменитым. У вас нет той силы, которая позволяет человеку перешагивать через ближних. И они вам этого не простят. Самое большее, на что можете рассчитывать в жизни, — это признательность или, скажем, любовь друзей.

— И женщин? — попытался пошутить Фырнин, но Элеонора отсекла и эту его попытку.

— Друзей, — твердо повторила она.

— Не так уж мало, — уныло согласился Фырнин.

— Это очень много.

— Скажите… Долго ли мне осталось жить?

— В ближайшие лет двадцать можете об этом даже не думать.

— А потом?

— Потом можете задуматься.

— Скажите, Элеонора, если вернуться к теме нашего разговора, к первым моим вопросам…

— Я увидела Объячева в кровати с окровавленной грудью.

— Но ему стреляли в голову.

— Может быть, в голову, может быть, стреляли… Мне об этом ничего не известно.

— Вы сказали, что мы очень скоро узнаем имя убийцы…

— Я этого не говорила.

— Ну, как же, только что…

— Я сказала, что следствие закончится быстро. Про убийцу я не произнесла ни слова.

— А могли бы?

— Нет. Здесь не все просто и очевидно… Какие-то наслоения изображений, желаний, пространств, интересов. — Глаза Элеоноры сделались отрешенными. — Если не возражаете, на этом остановимся, — она улыбнулась беспомощной улыбкой. — Я устала. Мне нельзя уставать.

— Почему?

— Долго прихожу в себя. — Элеонора отбросила назад волосы, поправила шаль и поднялась из студийного кресла.

На этом передача закончилась, в кадре снова появилась смурная физиономия Фырнина, который ловкими обтекаемыми словами в несколько секунд подвел итог разговора с гадалкой и попрощался с телезрителями.

— Что скажете, молодые люди? — обернулась от экрана Маргарита. На губах ее блуждала ироническая улыбка, в пальцах раскачивался длинный мундштук с дымящейся сигареткой.

— Баба — не дура, — ответил Пафнутьев. — Она здесь бывала?

— И не один раз!

— Это кое-что объясняет.

— Что же именно? Наличие трех женщин?