Смерть в театре «Дельфин»

— Чарли? Никаких трудностей и неприятностей. Может быть, как вы могли заметить, он не стопроцентный мужчина, но что с того? Это все за порогом театра.

Например, его совершенно спокойно можно оставить в одной гримерной с мальчиком.

— Хобби?

— Кроссворды, головоломки, древние манускрипты. Мне говорили, что Чарльз не чужд антиквариата. Джер утверждает, что у него просто нюх на редкости. Половину своего времени он проводит в дешёвых лавочках у Чарингкросса. Хороший, думающий актёр. Обычное образование и театральная школа.

— До этой постановки все члены труппы знали друг друга?

— Да, за исключением Эмилии. Она из начинающих.

— Скажите, знаком ли вам пиджак Гарри Грава?

— Видел раз нечто невообразимое, когда он уходил после одного из представлений. Надо сказать, цвет бросился в глаза даже с противоположной стороны улицы. Труппа немало забавлялась по этому поводу.

— Как он выглядел?

— Я, наверное, не… — тут голос Перигрина стих. — О нет. Не может быть… Это невозможно.

— Что?

— Он не на Генри Джоббинсе?

— Грав подарил свой пиджак Джоббинсу в пятницу. Он объяснил это тем, что данная часть его гардероба никому не нравилась. Вы были в курсе?

Перигрин покачал головой.

— Не понимаю… совершенно не понимаю, почему я не узнал его на Джоббинсе… Он ведь сказал, что это подарок.

— Быть может, вам помешал шарф?

— Шарф? Не помню на нем никакого шарфа.

— Вот как? Яркий жёлтый шарф?

— Подождите. Да, — Перигрин опять побледнел — Конечно. Я… я помню. Уже потом…

— Но не до? Не в момент, когда вы разговаривали с ним?

— Тогда не помню. Его не было видно.

— Пожалуйста, Джей, никому ничего не говорите об этом пиджаке. Это исключительно важно. Не говорите даже Эмилии.

— Хорошо. А можно узнать почему? Аллен коротко объяснил.

— Понятно. Но ведь это не особенно продвинуло вас вперёд, не так ли?

— Если никто не знал о том, что пиджак сменил хозяина…

— Да, конечно. Я не сообразил.

— Ну вот. Теперь действительно все. Извините, что задержал вас.

Перигрин направился было к двери, но, поколебавшись, обернулся:

— Я постараюсь записать все, что знаю о Кондукисе.

— Спасибо. Я рад, что вы решили помочь. Вас не затруднит передать мне написанное сразу же, как только оно будет готово?

— Да, конечно. Где вас найти?

— В течение следующего часа здесь, а затем не знаю. В театре будет дежурить полицейский. Я введу его в курс дела. Вы действительно согласны?

— Не думаю, что мои записки окажутся полезными.

— Кто знает… Итак, до свидания. Пожалуйста, попросите по дороге зайти сюда мистера Найта.

— С удовольствием. Учтите, что уже половина первого. Думаю, он грызёт удила.

— Вот как? Ну что же. Зовите его.

Глава 9 ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ НАЙТ

Маркус Найт не столько грыз удила, сколько впал в зловещую высокопарность. Когда Аллен принёс свои извинения за то, что заставил чересчур долго ждать, он только помахал рукой, словно говорил: «Не стоит об этом, но…"

— В нашей работе никогда не знаешь заранее, как долго будет длиться беседа, — сказал Аллен.

— От моего внимания не ускользнуло, — величественно произнёс Найт, — что вас уже почтили визитом.

— Вы о Хартли Граве? Да. Он кое о чем подумал.

— Он думает о массе вещей; большинство из них оказываются просто мерзкими.

— Вот как? По-моему, думать — занятие вполне безобидное. Мне интересно знать, обратили ли вы внимание на его пиджак.

Мистер Найт с явным отвращением признал, что обратил, и сухо добавил:

— Впрочем, тут нечему удивляться. Содержание обычно выражается в адекватной форме. Мой Бог, что за одеяние! Как он посмел!..

Аллену стало ясно: о том, что пиджак перешёл к Джоббинсу, он ничего не знает.

Аллен коротко перепроверил передвижения Найта. Из театра он поехал на «ягуаре» прямо домой, в Монтпелье, где, как обычно, поужинал в заведении, которое содержала супружеская пара итальянцев. Было это, кажется, в самом начале двенадцатого. Он никуда не выходил, однако не сможет этого доказать.

Исключительно мужская безупречная красота встречается не так уж часто. Маркус Найт был одарён ею в высшей степени. Овальное лицо, точёные черты, удивительный разрез глаз, блестящие волосы могли бы пригрезиться какому-нибудь ренессансному художнику, не говоря уж о графтоновском портрете Шекспира. Под одеждой угадывалось стройное гармоничное тело. Артист двигался, как пантера. Сколько ему лет? Около тридцати пяти? Или сорок? Впрочем, это не имело значения.

Аллен заговорил о его бесподобной роли и постепенно подвёл к обсуждению работ его коллег. Замечания Найта были острыми, но предельно эгоистичными, с изрядной долей неприязни, особенно когда речь зашла о Гарри Граве. Выяснилось, что прочтение роли В.Х. Гравом абсолютно неверно. Его игра эстрадна, вульгарна, едва-едва в рамках приличий.

Аллен перевёл разговор на кражу перчатки и документов. Найт обрадовался известию о том, что они найдены, и, не сводя глаз с Аллена, все допытывался: точно ли, что реликвии не пострадали? Это совершенно, вне всякого сомнения достоверно? Аллен заверил его в этом и заговорил об уникальности реликвий. Найт несколько раз величественно наклонил голову в знак согласия.