Смерть в Версале[редакция 2003 г.]

— Даже и не знаю, — Мирабо пожимает плечами. — Наверное, Гонди. Он больше остальных похож на убийцу. А почему вас заинтересовала Бланка?

— Сенар ревнует ее к вам, — поясняю я. — Он вас видел в парке. Возможно, она имеет какое–то отношение к убийству.

Мирабо хохочет:

— Похоже, этот изнеженный неудачник кусает локти!

— Верно замечено, — соглашаюсь я. — А что вы можете сказать об этой мадемуазель?

— Ну, она очень хороша в компании, общительна, весела, не очень умна и ветрена, — перечисляет он. — Кстати, для вас я могу устроить с ней встречу.

— О! Премного благодарен! — улыбаюсь я.

На этом наш обмен любезностями закончен. Я уверен, он мне не доверяет. Взаимно. Со стороны может показаться, что я и Мирабо друзья навек, однако, каждый из нас хотел бы узнать, что же скрывает собеседник.

Я, Граф Мирабо, смотрю вслед аррасскому депутату. Я вижу в нем себя. Да, в этом невзрачном добродетельном человеке! Странно? Отнюдь. Я был презираем всеми, так же как и он сейчас. Я всегда упорно шел к цели, а этот юноша тоже целеустремленный… Хотя я не всегда использовал честные ходы, а этот человек вряд ли пойдет на обман!

Ему легко говорить о честности! Я слышал, он был весьма уважаемым человеком в родном городе. А я всегда ненавидим! С детства! Никогда не забуду скитание по тюрьмам — добрый отцовский подарок, злобные сплетни аристократов, предательства любовниц.

С этими людьми быть честным? Нет! Теперь они восхваляют меня, бояться, мечтают о встречи со мной. А меня давно не волнует их мнение. Раньше я хотел добиться всего, чтобы доказать этим снобам чего стою. Но, достигнув высот, я забыл о них. Меня куда больше волнует получение министерства. Вот она власть!

Я пойду на все, даже на подлость. Да, мое поведение многих шокирует. Особенно нашего первого министра Лафайета. Вот уж отвратительный баловень судьбы. Его чествовали как героя, когда я был в изгнании, когда меня хотели арестовать. Ненавижу везучих дурачков!

Мне докладывают о визите герцога Орлеанского. М-да, события стремительно меняются. Ранее я рассчитывал, что он сможет стать регентом. А что теперь? Одному Господу известно.

— Я обеспокоен действиями двора, — говорит Орлеанский. — Подозрения в мятеже падают на меня!

Похоже, Лафайет принялся за дело. Хм… не думал, что герцога так легко испугать.

— Ну, если говорить о подозрениях, — рассуждаю я. — Мне тоже не удалось их избежать.

— Все гораздо серьезнее… я хочу на время покинуть Францию! — заявляет Орлеанский.

Я с удивлением смотрю на него. Не вовремя герцог решил удрать, не вовремя. Сейчас так важно быть на месте. Каждый день дорог.

— Мой друг, — говорю я спокойно. — Отъезд лишит вас влияния…

— Мне пришлось смириться, — вздыхает Орлеанский, — выбирая между арестом и бегством…

— Я бы осмелился предложить вам остаться, — говорю я. — Не стоит доверять Лафайету. Вы не обязаны подчиняться его приказам. Его коварный план устранить вас с политической арены.

Герцог кивает.

— Не могу с вами не согласиться! — восклицает он. — Виной всему интриги Лафайета. Да, я должен остаться.

Кажется, мне удалось убедить Орлеанского. На долго ли.

Меня зовут Бланка Легран, мне 25 лет. Я обычная куртизанка, и этим все сказано.

Мне интересно, о чем меня будет расспрашивать этот худощавый молодой человек, одетый с педантичной тщательностью, хотя в далеко не новый костюм. Я пытаюсь пристально смотреть ему в глаза, но не могу соперничать с этим проницательным холодным взглядом.

— Я по поводу убийства, — поясняет он.

— А-а! Понятно, — киваю я, стараюсь держаться увереннее, даже наглее. — Мирабо сказал, что вы очень хотите увидеться со мной, но зачем, не уточнил. Оказывается, это из–за убийства…

— Похоже, мадемуазель, вы разочарованы, — говорит гость.

— Напротив, — возражаю я. — Первый раз веду разговор об убийстве!

Мне действительно интересно.

— Вы давно знали мсье Морьеса? — спрашивает Макс.

Именно так я буду звать его! Просто Макс. Мы недавно знакомы? Плевать!

— Да, достаточно, Макс! — отвечаю я. — Мы были просто приятели. Скажу сразу, человек он был нехороший, властолюбивый, обожал командовать и помыкать людьми. Деньги были для него всем. К женщинам он относился с презрением. По–моему, он только со своей женой был учтив.

— Это была ваша идея — занять у него деньги? — задает он вопрос.

— Да, — киваю я, — у Ива были денежные трудности. Долг был ему необходим. Морьес согласился дать ему взаймы на месяц.

— Вы любите мсье Сенара? — какой прямой и меткий вопрос.

— Раньше любила, — печально говорю я. — Когда у Ива были деньги, он был добрым и внимательным. Понимаете, он отличался от остальных, относился ко мне с нежностью… Потом Ив стал таким, как все, грубым, начал оскорблять меня. Обнаружились вся его слабость и неумение бороться! Ругань и обидные прозвища в свой адрес я привыкла слышать постоянно, но эти мужчины содержат меня, и есть смысл терпеть их… А с Ивом другое дело, от него ничего не дождешься, кроме скандалов! А я так много для него сделала!

Мне тяжело вспоминать это. Кажется, я потеряла контроль над собой. Я сейчас расплачусь. Макс, наверно, презирает меня.