У Эрмины был так хорошо подвешен язык, и она с такой убежденностью отдавалась процессу говорения, что вскоре слушатели начинали ощущать, как воздух вокруг них наполняется чем-то материальным и сотрясается. Она непременно сопровождала свои анекдоты дидактическим резюме на тот случай, если кто-нибудь из присутствующих не понял тонкого юмора. Речь ее представляла собой нескончаемую ленту, на которую она сама то и дело наматывалась, возбуждаясь от звуков собственного голоса. Но вот г-жа Крест-Джонс сменила тему: «Кстати, по поводу матери, вы, наверное, слышали, в Санта-Барбаре только об этом и говорят, вроде бы гомосексуальным парам будет позволено усыновлять детей». Эрмина не видела в этом ничего шокирующего — «Представьте, даже психиатры „за“!». Лично она — убежденная сторонница подобного рода усыновления и уверена, что каждый из сидящих за этим столом признает его юридическую и даже психическую обоснованность. «Так ведь, Этель?» Кроме того, как доказали Фрейд и Лакан, [5]все мы — бисексуальны, я имею в виду, психически, поймите меня правильно, ergo, [6]будь то женщина или мужчина, всегда есть «нечто от противоположного пола» в каждом из приемных родителей, пусть и гомосексуалистов. А следовательно, ребенок не будет ничего лишен. «Это вещь структурная, согласна, дорогая?»
Эрмина была уверена, что проповедует единомышленникам. Как вдруг… Коллега Себастьяна по департаменту гуманитарных наук, которую Себастьян уважал за ту дистанцию, которую она держала с окружающими, что, как ни странно, было редкостью для изысканного университетского мирка, ироничная Этель взорвалась:
— Ты меня просто смешишь, дорогая Эрмина! Знаешь, а давай сыграем в одну игру, давай, тогда ты поймешь! Что, если бы тебя удочерила чета гомосексуалистов, тебе бы это понравилось? Задай себе этот вопрос и ответь на него. Ну давай же! Для меня это ясно, как Божий день! — Этель не смеялась, она даже покраснела и стала походить больше на взбешенную училку, чем на хозяйку дома. Гости тупо уставились в свои тарелки с сыром. — И будь любезна, не приплетай Фрейда и Лакана к своим собственным рассуждениям, которые я очень уважаю, но всему есть предел! — Этель не на шутку осерчала, и даже ее муж, экономист Панков, обычно такой невозмутимый, таращил от удивления глаза. — Мы все бисексуальны? Согласна. Но это особенность нашего тела, тебе не кажется? —
Загорелая, поджарая Этель была ослепительна: наверняка только сегодня побывала в кабинете талассотерапии. Нет ничего лучше теплой океанской воды, чтобы сделать упругими грудь и бедра, стройной талию, полными губы, скульптурными формы, наполнить жизнью тело, даже если вы психолог — особенно если вы психолог. Хороши были и ее вьющиеся седые волосы, умащенные бальзамами на основе водорослей. Этель сделала паузу, чтобы как следует прочувствовать новое состояние, которое обрело ее тело, набрала побольше воздуху в легкие и продолжила:
— Лично я вижу разницу между кожей мужчины и женщины, мужским и женским голосом, мужским и женским запахом, и, уверяю тебя, это не одно и то же, ни в смысле физическом, ни в смысле вербальном. Ты согласна с тем, что слова родителей — само собой разумеется, бисексуалов. — наполнены всем тем, что составляет их чувственную сущность? Я подчеркиваю —