За ужином Грибоедов засмотрелся на лысый сыр и вдруг ткнул в него пальцем. - Вот тебе Фаддей. - Но ведь он поэт, ты говорил. "Ты" она говорила еще робко. Он все-таки был ее учитель - сначала в музыке, а потом в Овидиевой науке. - Фаддей? О да, да, он истинный поэт. Со слезой. Что теперь делает Фаддей? Но, боже мой, он тоже ужинает. И, может быть, такой же сыр стоит у него на столе. О чем говорит он теперь, никак не представишь, но толстые губы шлепают. Катя, может быть, танцует. Он придвинул козье молоко и отставил его с отвращением. Молоко было сладкое, персиянское. Эх, Катя, Катя. - А Пушкин похож на свои портреты? - И да, и нет. - Лучше или хуже? Ну как ей объяснить, каков Пушкин? - Он очень быстрый, прыгает, и вдруг холоден и вежлив. И тогда говорит комплименты и дерзости, как француз. Вообще он человек светский, любит блистать. Может быть, добрый человек. Но я его близко не знаю. Нина очень внимательно слушает о Пушкине. - Папа переводил его стихи. И она прочла ему грузинское стихотворение, которое оказалось пушкинской элегией: "Мечты, мечты, где ваша сладость... " Он этой элегии не любил. Он знакомил ее заочно со своими знакомыми. Она мало знала о его жизни. Ей очень нравился ташаххюс: эриванские ханы, склоняющиеся перед Грибоедовым. В существенном она была еще девочкой, даже девчонкой. Она взбиралась на диван, поджимала под себя ноги и неподвижно разглядывала Грибоедова. Ее правый глаз начинал немного косить. Сидение кончалось изумлением: - Как это все случилось? Где я, что и с кем? Тут уж она протягивала к нему руки: - Будем век жить, не умрем никогда. Ей шел шестнадцатый год, Грибоедов был вдвое старше. Один день у нее было одно лицо, другой - другое. Она менялась у него на глазах, росла еще. Большая темноглазая девочка.
7
Полковник Макдональд тоже с удовольствием прочел роман Купера "Прерии". Это была наука о поведении. Молодые французы и какие-то лейтенанты слонялись в этом романе как неприкаянные, в кого-то влюблялись, путались во все дела, и только старый траппер неизменно за всех и за вся выкручивался. Трудно было извернуться полковнику Макдональду. Он видел: все, что строилось им в течение двадцати лет прямолинейной службы, вдали от зеленых лужаек его Шотландии, - проваливалось. Неблагополучие, вкус которого полковник позабыл смолоду, - вот оно, собственной персоной. Как будто учитель погрозил ему пальцем в колледже и поговорит с ним после уроков. Накануне назначения на важный пост, который по праву ему был обещан, дела сложились так. Он слишком горячо оказал английское влияние во время переговоров русских; следуя давнишнему опыту, он знал, что, вмешавшись в дела, приобретает влияние на обе стороны. И он поручился всем своим состоянием за сто тысяч туманов. Правда, тут же он взял в залог у Аббаса его золото. Но Сен-Джемс послал свое неодобрение, и афронт налицо, если не... Если... если... Полковник часто сидел, курил и думал об этом. Если персияне выплатят все сполна русским... Но тогда сможет ли Персия соединиться с Турцией? Она обнищает вконец, и даже не стоит ей платить после этого двести тысяч туманов в год, согласно договору. No doubt (1). И тогда прощай влияние английское, долго и упорно, как растение, привезенное из-за моря, насаждавшееся им. Либо русские сократят контрибуцию. А по всему видно, что именно так и будет. Но тогда - трижды - прощай влияние английское. Аббас-Мирза говорил уже ему, весело улыбаясь: - Мой дорогой друг, я не могу вас больше слушаться. Я раз послушался - и что же вышло? И полковник неспокоен. Рука, которую он тридцать лет подносит к своим тонким усам, стала непроизвольно дрожать. Спокойствие. Будущее неясно. Но. Но нужна дружба с русскими. И он действительно прекрасный человек, Грибоедов. К тому же он молод. Леди Макдональд. Супруга Грибоедова. Это полезная близость. И. И нужно действовать в возможных пределах, так сказать использовать то, что дано. Он не охотник, а траппер. При этом. Все дела распутываются обыкновенно, а не только у Купера, каким-нибудь вовсе неожиданным индейцем, который вырастает из-под земли и о котором раньше даже сам автор не думал. Кстати, например, пришла телеграмма из Константинополя о поражении Паскевича. Правда ли, нет ли, но это неплохо. И полковник Макдональд проводит вечера напролет, запершись наглухо в кабинете с доктором Макнилем, который спокоен, как всегда.
8