Смерть Вазир-Мухтара

Сашка проболел неделю. Его избили действительно довольно сильно. Все эти дни Грибоедов заходил к нему и подолгу сидел. Мало-помалу Сашка рассказал в чем дело, и дело было не так просто. Здесь была не только необразованность. Сашка, будучи казенным человеком, гулял по базару. Он не интересовался никаким товаром и ничего не хотел купить, но приценивался ко всему. Так он ущупал рукою кусок какой-то ткани и поднял его с прилавка, чтобы посмотреть на свет, для наблюдения. Может быть, он отошел шага на два с куском, так как у самой лавочки было темновато. Он не собирался не то что стащить этот кусок, но даже и купить его. Просто в рядах на Москве все барыни делали так же, самого тонкого образования. По персиянской серости торговец закричал. Что он кричал, Сашка не понял, но понял одно: торговец ругма-ругается. Сашка двинулся к лавочке - положить кусок настоящей материи и обругать лавочника. Тут разные шарабарщики закричали, и особенно много кричал сапожник, тощий, как конь, тогда как Сашка даже не подходил близко к его лавочке, потому что от его товару идет смрад и кругом грязь: обрезки и хлам. В это время подбежали двое сарбазов в длинных волосьях и враз ударили палками по Сашкиной спине. Сашка сказал им, что он человек казенный, из русского посольства, и его господин - главный, поставленный над всем здешним городом, а палочки их, может, пройдутся по их же пяткам. В ответ на это сарбазы на чистом русском языке закричали ему: "Сволочь! Гнида московская" - и уж стали бить его палками почем зря. Шарабарщики тоже начали его хлестать, кто чем, а он все стоял бодро. Потом, когда у него немного затуманилось ясное зрение, будто бы появился персиянский офицер, который на чистом русском языке сказал сарбазам: "Это что? Это что такое?" Потом он будто бы им сказал: "Не в очередь в караул" и прибавил как бы: "Хану доложу". Больше он не помнил ничего, а принесли его к дому сарбазы уже чисто персиянского вида. - Московская гнида? - спросил Грибоедов. И он написал шаху предложение о выдаче Самсон-хана и употребил при этом половину титулов шахских, что означало требование.

10

Оправившись, Сашка повеселел. Он встрепанной белокурой птицей бродил по трем дворам и затевал разговоры с казаками. - Вы, служба, родились, конечно, в Донских областях, - говорил он молодому казаку, - вам рано, как говорится, забрили лоб и отдали под барабан. Мое же дело - казенное, я по статской части. Я более интересуюсь хорошим разговором, и когда мы с Александром Сергеевичем вернемся в Петербург, то уж будет: музыка, разговоры и гостей без конца. Другому казаку он даже сказал как-то покровительственно: - Мне вас даже, служба, хочется спросить: что у вас в жизни впереди? Сегодня барабан, завтра барабан. Время вы не можете проводить, как хотите. А я скоро получаю вольную. Эта неосновательность и болтливость была вовсе не свойственна Сашке. Никакой вольной Грибоедов, по-видимому, не собирался ему давать. И казаки хмурились, когда он болтался по двору. Он стал размахивать руками, чего с ним ранее не бывало. Его как-то взмывало. Он часто повторял, что он человек казенный, что он теперь видел Персию и может в будущем очень пригодиться. Кому? - оставалось неизвестным. Вернее всего, ему было стыдно казаков, которые видели его в избитом состоянии, и он растерялся. Раз, выйдя за ворота и отойдя малую толику в сторону, он повстречал того русско-персиянского офицера, который избавил его от палок русских сарбазов. Сашка прошел, не подавая виду, но офицер остановился. - Постой, любезный, - сказал он и сразу покраснел. Сашка возразил, что он человек казенный и стоять с офицером не может по закону. Но офицер, видимо, и сам заробел. Он сказал, не глядя на Сашку: - У меня дело самонужное. Не могу ль я повидаться с кем-либо из господ чинов российской миссии. Сашка осмотрел его всего. - А для чего-с? - спросил он отрывисто. - Это дело я смог бы объяснить кому-либо из чинов, - ответил офицер вежливо. - Как я теперь казенный человек... - сказал Сашка.

11