Смерть внезапна и страшна

Оливер помедлил, давая суду время прочувствовать эту сцену, а потом шагнул вперед и обратился к свидетельнице весьма любезным и вежливым тоном:

– Леди Стэнхоуп, прошу прощения за то, что вынужден просить вас дать показания, быть может, в самое тяжелое время вашей жизни, но я не сомневаюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы помочь вашему мужу и доказать его невиновность.

Филомена судорожно глотнула, глядя на него.

– Конечно. Всё… – Она умолкла, не закончив фразу, явно вспомнив наставление адвоката: отвечать на все вопросы покороче.

Он улыбнулся ей:

– Благодарю вас. У меня не слишком много вопросов к вам. Мне хотелось бы воспользоваться вашими знаниями о сэре Герберте, его жизни и характере.

Свидетельница поглядела на защитника, не зная, что сказать.

Подобная перспектива не сулила ничего хорошего. Оливеру следовало с умом направлять разговор, чтобы что-то узнать от жены обвиняемого, при этом не слишком ее перепугав. Впервые переговорив с леди Стэнхоуп, Рэтбоун решил, что в ее лице получит превосходную свидетельницу, но теперь усомнился в этом. Однако ее отсутствие на суде вызвало бы сомнения и кривотолки.

– Леди Стэнхоуп, сколько лет вы провели в браке с сэром Гербертом? – начал адвокат допрос.

– Двадцать три года, – сказала женщина.

– У вас есть дети?

– Да, у нас их семеро: три дочери и четверо сыновей. – Ступив на знакомую почву для разговора, жена Герберта обрела немного уверенности.

– Помните, вы дали присягу, леди Стэнхоуп, – Рэтбоун не столько предостерег свидетельницу, сколько привлек внимание суда к ее словам, – и должны давать честные ответы, даже если это причиняет вам боль. Были ли у вас какие-нибудь причины сомневаться в супружеской верности сэра Герберта за все эти годы?

Филомена казалась слегка ошарашенной, хотя он заранее предупредил ее, что ответ должен быть негативным, иначе этот вопрос вообще нельзя задавать.

– Нет, конечно, нет. – Она неловко покраснела, разглядывая свои руки. – Я никогда этого не замечала. Конечно, во многих семьях дело обстоит иначе, но муж никогда не давал мне никаких поводов для тревоги. – Женщина вздохнула и чуть заметно улыбнулась, глядя на Оливера. – Вы должны понять, как он предан своему делу. Его не слишком увлекают отношения подобного рода. Он любит свою семью, предпочитает ладить с людьми и умеет – поймите меня правильно! – принимать их такими, какие они есть. – С виноватой улыбкой она не отводила взгляда от Рэтбоуна. – Конечно, вы можете все это счесть за лень, однако всю свою энергию мой муж отдает работе. Он спас жизни стольким людям – и, безусловно, это более важно, чем вежливые разговоры, лесть, игры в этикет и манеры, разве не так? – Свидетельница требовала от него одобрения, и защитник уже слышал реплики симпатии и согласия из толпы, одобрительно качавшей головами.

– Да, леди Стэнхоуп, наверное, вы правы, – сказал он негромко. – Я не сомневаюсь, что найдется не одна тысяча людей, которые с вами согласятся. Навряд ли у меня будут к вам другие вопросы, но, быть может, мой ученый друг захочет что-нибудь спросить у вас. Пожалуйста, останьтесь здесь на всякий случай.

Адвокат неторопливо направился на свое место, встретившись взглядом с Ловат-Смитом, пока тот взвешивал, приобретет он или потеряет, допрашивая Филомену. Суд явно симпатизировал ей, и, поставив ее в затруднительное положение, обвинитель мог многое потерять, даже если бы он опроверг ее свидетельство. Сколько же в приговоре будет зависеть от фактов… и как много от чувств, предрассудков, симпатий и антипатий?

Обвинитель поднялся и с улыбкой повернулся к месту свидетеля. Он не умел быть скромным, но знал меру своего обаяния.

– Леди Стэнхоуп, у меня очень немного вопросов к вам, и надолго я вас не задержу. Скажите, случалось ли вам когда-нибудь бывать в Королевском госпитале?

Женщина удивилась:

– Нет-нет, к счастью, мне незачем было туда ездить! У меня много дел дома, а состояние моего здоровья никогда не требовало операции.

– Я имел в виду скорее визит в качестве представительницы общества, а не пациентки. Скажем, из интереса к работе вашего мужа?

– Нет, от меня подобного вовсе не требовалось. Да это и не принято, как вы знаете. – Свидетельница покачала головой, закусив губу. – Мое место дома, с семьей. А там, где работает муж, мне не подобает… – Она смолкла, не зная, как продолжить.

На галерее две пожилые женщины обменялись одобрительными взглядами.

– Понимаю. – Уилберфорс чуть отвернулся в сторону, поглядел на присяжных, а затем вновь обратился к Филомене: – Вы встречали когда-нибудь сестру Пруденс Бэрримор?

– Нет. – Жена обвиняемого была непритворно удивлена. – Конечно же, нет.

– И вы не представляете себе, каким именно образом опытная сестра работает с хирургом и ухаживает за больными?

– Нет. – Леди Стэнхоуп покачала головой, хмурясь от смущения. – Я не представляю этого. – Я… Я не думала ни о чем таком. Мое дело – дом и дети.

– Самая правильная позиция, – согласился обвинитель, чуть кивнув головой. – В ней и ваше призвание, и мастерство.

– Да.