Смерть внезапна и страшна

– Я и не рассчитывал, что вы попросите меня сделать эту операцию в качестве подарка. Но речь идет не о плате. Я постарался объяснить вам, почему не могу сделать ее. – Он поглядел сперва на одну из сестер, а потом на другую. – Прошу вас поверить мне, мое решение бесповоротно. Я вам весьма сочувствую… Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь.

Марианна встала и положила руку сестре на плечо:

– Пойдем, здесь мы ничего не добьемся. Надо поискать помощи в другом месте. – Она повернулась к Герберту. – Благодарю вас за потраченное на нас время. До свидания.

Джулия очень медленно поднималась на ноги, словно бы еще не оставив надежду.

– В другом месте? – хмурясь, проговорил доктор. – Заверяю вас, мисс Гиллеспи, ни один достойный уважения хирург не возьмется за подобную операцию. – Он резко вдохнул, и на лице его отразилась острая боль, так непохожая на его прежнее, едва ли не безмятежное спокойствие; мука эта была неподдельной. – И прошу, умоляю вас, не обращайтесь ко всяким женских дел мастерицам с окраины! Они-то сделают для вас все, что вы попросите, но в самом лучшем случае просто искалечат вас на всю жизнь. А в худшем проведут операцию так плохо, что занесут инфекцию, и вы либо истечете кровью, или умрете в муках сепсиса.

Обе женщины замерли, глядя на него расширенными глазами.

Хирург наклонился вперед, опираясь руками с побелевшими костяшками пальцев о стол:

– Поверьте мне, мисс Гиллеспи, я не пытаюсь вас запугать. Я знаю, о чем говорю. Моя собственная дочь стала жертвой подобного человека! Она тоже, как и вы, подверглась насилию. Ей было всего лишь шестнадцать… – Голос сэра Герберта на миг дрогнул, и он с усилием заставил себя продолжать; было видно, что ему помог одолеть горе застаревший в душе гнев. – Мы так и не выяснили, кто это был. Дочь ничего нам не рассказала об этом. Она была настолько испугана… потрясена… Она чувствовала свой позор. И пошла к частному гинекологу… А тот был столь неловок, что искромсал ее внутренности. Теперь она неспособна рожать детей.

Глаза медика сузились в щелочки на почти бескровном лице.

– Она никогда не сможет вступить в нормальные отношения с мужчиной. И мало того, что она будет одинока всю свою жизнь, ей при этом еще суждено постоянно испытывать боль! Ради бога не ходите к гинекологам из предместий! – Голос его вновь утих, сделался глуховатым. – Рожайте ребенка, мисс Гиллеспи, что бы вы сейчас ни думали. Лучше встретить лицом к лицу то, о чем я вам сказал, чем искать у кого-то еще ту помощь, которую я не могу вам предоставить!

– Я… – Марианна глотнула. – Я не думала о таком… я имею в виду… я не…

– Мы не собирались обращаться к подобной личности, – проговорила миссис Пенроуз натянутым резким голосом. – Никто из нас не знает, где их искать и к кому обращаться. Я просто думала обратиться к порядочному хирургу. Я не знала, что подобное противоречит закону, даже когда женщина является жертвой насилия.

– Увы, закон не делает здесь различий. Для жизни ребенка это неважно.

– Меня не волнует жизнь этого ребенка, – отозвалась Джулия едва ли не шепотом. – Я думаю о Марианне.

– Она здоровая молодая женщина. У нее, скорее всего, все пройдет идеально. Со временем она оправится от стыда и горя. Я ничего не могу сделать… простите меня.

– Да, понимаю вас. Еще раз приношу свои извинения за то, что мы отняли у вас столько времени. До свидания, сэр Герберт.

– До свидания, миссис Пенроуз… мисс Гиллеспи.

Едва сестры вышли, главный хирург закрыл за ними дверь и вернулся к столу. Он посидел без движения несколько секунд, а затем, явно выбросив из головы только что произошедший разговор, потянулся к стопке бумаг.

Эстер выглянула из алькова, немного помедлила и вышла на середину кабинета.

Голова ее начальника дернулась, и его глаза на миг расширились от удивления.

– О, мисс Лэттерли… – Он словно очнулся. – Да, тело унесли. Спасибо. Пока все. Благодарю вас. – Он явно давал ей понять, что она должна уйти.

– Да, сэр Герберт, – кивнула девушка.

Это событие повергло Эстер в глубокую скорбь. Она не могла выбросить услышанное из головы и при первой же возможности пересказала всю сцену Калландре. Был уже поздний вечер, и они сидели в саду. Вовсю благоухали розы, а косые солнечные лучи золотили листья клена, делая их похожими на абрикосы. Все замерло, и только легкий ветерок перебирал листья. Стена заглушала стук копыт на улице и растворяла даже грохот колес проезжающих мимо экипажей.