Смерть во фронтовом Киеве

– Не важно, пустяки, – Сураев чуть не назвал российского президента, но передумал, потому что по-прежнему не верит «легенде» своего гостя и теперь не хочет ему это показывать. – Главное: кто станет убирать свидетелей в нашем-то борделе?

– Сравнение не лучшее, – как ни в чём не бывало возвратился гость к прежней манере человека образованного и вежливого, – нормальный бордель как раз хорошо организован.

– Надо же: «свидетели долго не проживут…». Да нас там пятеро было. Вы что ж – к каждому обращались? И чего, собственно от нас хотите?

– Попробую по порядку. Нет, совсем запутали… Я выбрал вас, изучив ваши показания.

– Отчего ж именно меня?

– Во-первых, вы абсолютно вне подозрений. Давняя дружба с пострадавшим. При этом отношения чисто сентиментальные, без деловой подоплеки. То есть, до самого недавнего времени… Вот только переписка была, полагаю, нелегальной, а?

– Нет, мы не переписывались, – насупился Сураев.

– Во-вторых, вы единственный, кто сможет, на правах старого друга убитого, выйти на его семью, а через неё – на его фирму. При наших нынешних порядках, в этом, как вы изволили выразиться, борделе это единственный реальный путь к убийце.

– А вам зачем в этом деле ковыряться? Насчет политических убийств я как-то не осведомлен, вам виднее, а вот обыкновенные заказные в этой стране обычно не раскрываются.

– Хаос должен ведь закончиться. Наши будущие демократические выборы никто не признает, если здесь будут безнаказанно убивать людей ООН.

«Наш? А чьи они – ваши?» – мысленно спросил Сураев. Лицо собеседника опять словно бы размякло. Человек толпы, вслед такому не обернешься на улице: выскочил мужик из дому за сигаретами или в булочную – что с него возьмешь? А с меня? Мне-то и притворяться таким не надо… Откуда он знает о Генкином предложении? Спросить? Нет, уж лучше так:

– И с чего вы взяли, что я пойду вам навстречу?

– Да потому, что вам прямой расчёт. Зарплату не получали, небось, с полгода, а?

– Седьмой месяц пошел.

– Живете на подножном, простите, корму. А тут возможность поработать на греческую фирму и, если повезет, выехать отсюда хоть временно, пока не успокоится… Вот возьмите. Это было в бизнес-блокноте у пострадавшего.

На красочном ооновском бланке, текст английский, в самом начале две опечатки. Так, так… временное удостоверение, дано Шамашу Сураеву, сотруднику фирмы … Афины… адрес, телефон, факс. Дата позавчерашняя, от руки, и закорючки незабываемые, Генкины… Теперь хоть понятно, откуда этот хмырь знает, что Генка хотел помочь… Вишь, уставился! Ждёт, что начну разливаться в благодарностях. Не дождешься…

– Филькина грамота, доложу я вам. Подписи нет… Постойте-ка! Мои имя и фамилия впечатаны позднее. И даже на машинке, не принтером.

– Зато бланк ООН подлинный, не копия – у нас проверяли. А остальное легко объяснить. Особенно тому, кто несколько лет расписывался за Флоридиса в получении стипендии.

– Да, был у него такой пунктик, терпеть не мог ставить свой росчерк, хоть бы и в платежной ведомости. Кажется, кто-то из родственников подписал, не глядя, бумажку на свою голову… Вижу, вы ко мне не к первому обратились.

– Не имеет значения. Совершенно очевидно, что это было приготовлено Флоридисом и для вас. Оставьте пока у себя.

Сураев снова сложил листок вчетверо и поместил его в левый внутренний карман своей джинсовой куртки, рядом с «дэржавным» паспортом. Может бумажка оказаться ценности необыкновенной, а не выгорит – будет память о Генке.

– Спасибо. Так что вы хотите получить от меня?

– Вы спрашивали, почему я обратился именно к вам, а не скажем, к Золотарёву. Очень просто: вы не только вне подозрений, но и наиболее надежны. Человеческий, знаете ли, фактор. Орден и медаль за службу за границей даром не дают. Уж так были просвечены рентгеном…

– Орденок-то арабский. Всем давали, вроде нашей юбилейной медали, – машинально выдал Сураев давным-давно заготовленное на сей случай. Сказанное в ответ не расслышал. В висках застучало, как только вспомнил, что в военкомате нет его личного дела. Так и не пришло из армии, застряло в штабе или в КГБ. Да, здесь на Софиевской или в здании на далёкой площади Дзержинского. Однако едва ли городская прокуратура, не говоря уже о районной, имеет доступ к электронным досье бывшего КГБ, ставшего теперь государством в государствах. Эти файлы – товар чересчур дорогой, и охраняются они… можно только представить, как они нынче охраняются… Следовательно, перед ним гэбист, и если действительно служит ещё и в прокуратуре, то разве по совместительству. Это его «крыша», и пенсию ему, если доживёт, будут начислять по другому ведомству. А те не шутят. И в особенности сейчас, когда «всэнародно обраный» президент «дэржавных» оказался болтливым соглашателем, а слабенькие, едва успевшие вылупиться из яйца националистические партии (другие не дозволены) никак не выберутся из-под тяжёлых, железом окованных каблуков своих собственных защитников. Умоновцев, подлинных хозяев города…

– Вы меня совсем не слушаете!

– Простите?

– Вы отключились!

– Весь день перед дисплеем, так любой отключится. Да и вредно, знаете…