Смерть во спасение

   — Служу тебе, княже, и новгородской матери Софии, — бодро ответил он, и воеводы радостно зацокали языками: месяца ещё не прошло с начала похода, а юнец уже пообтёрся и воинского духа набрался.

Ночью, стараясь не шуметь, новгородские ратники вошли в город. И всё же без боя взять его не удалось. Ливонцы заметили опасность, подняли по тревоге свою хоругвь и завязали жаркую схватку, но многие, будучи без доспехов и не умея воевать в пешем строю, осилить новгородцев не смогли. Семьдесят крепких рыцарей полегло за несколько часов, и лишь тогда ливонцы выбросили белое полотнище, прося пощады.

Утром Александру приволокли и шестерых посадских заправил, совершивших измену и впустивших в город ливонцев. Всех князь приказал повесить на площади при большом стечении горожан.

   — Народ должен знать как своих героев, так и изменников! — сказал он.

Андрей с завистью наблюдал, как легко и ловко управляется старший брат со всеми делами, как беспрекословно воеводы его слушаются, как удача сама идёт ему в руки. И в ночном бою Александр повёл себя отменно: увидев, как ринулись на него около сорока ливонцев, не дрогнул, не отступил, а, наоборот, сам бросился на них, увлекая остальных, врезался в гущу врагов, и огромный тяжёлый меч крутился, как щепка в вихревом круге, снося одну голову за другой, и немцы поневоле отступили, не ожидав узреть такой отчаянной храбрости и силы. Сам же Андрей, ощущая тревожный холодок под сердцем, не поспешил вступить в бой, его вынудили защищаться двое крестоносцев, напавших нежданно, и подсобил Савва, кого Александр попросил доглядывать за братом, смахнувший, как бритвой, обе головы, хоть Андрей и сам неплохо владел и мечом, и сулицей.

На этот раз всех пленных князь отправил в Новгород вместе с добром, делить его не стал, не желая заводить новую ссору с боярами.

   — С победой тебя, брат! — поздравил Андрей.

Александр вместе с воеводами сидел в съезжей и, обжигаясь, шумно пил горячий отвар из корней шиповника. Он такой крутой и любил, чтоб до пота прошибало.

   — До победы ещё далеко. Ты садись-ка, братка, да отведай отвара, чтоб усталость согнать, день непростой впереди, — не отрываясь от чаши, промолвил он.

   — Так вроде все русские земли очистили от ворога, — недоумённо возразил Андрей.

   — А я тебе о том уж толковал, что надобно устранять причину, а не следствия, — напомнил старший Ярославич.

   — Ты собираешься идти Ливонию воевать? — удивился Андрей. — Ригу осаждать? Весь Орден уничтожить?

Он даже невольно рассмеялся, столь нелепо прозвучало само это предположение. Почти так же, как идти сражаться с каменными хребтами или морской стихией.

   — А что, недосягаемо сие считаешь? — не понял Александр и на мгновение оторвался от чаши. — Весь не весь, но побить их надо так, чтоб дорогу сюда забыли. А то повадились, как коты за сметаной. Она-то у нас есть, да не про их честь.

Он засмеялся, и вместе с ним захохотали и воеводы. Андрей слабо улыбнулся.

   — У нас хлебные обозы пустые, без них на Ригу не пойдёшь, — напомнил он.

   — Найдём! И у псковичей брать ничего не будем. Войдём в ливонские земли и тамошних жителей этим оброком обяжем, как они тут распоряжались. И запасёмся впрок. И пойдём дальше вплоть до Риги. Дело до осады не дойдёт, не беспокойся. Они выйдут навстречу, я чую, нам же только того и надо.

Глаза у новгородского князя загорелись предощущением будущей горячей схватки.

«Он так уверен в том, что выиграет и это будущее сражение, что даже не загадывает о проигрыше! — с завистью подумал Андрей. — Но крестоносцы в поле не те полусонные мухи, каковых удалось покрошить во Пскове. Они твою гордыню поумерят, братец! И поделом будет!»

Александр с любопытством взглянул на умолкнувшего брата, допил чашу, отёр тыльной стороной ладони рот и усы, поднялся и добавил:

   — На тихого Бог нанесёт, а прыткий сам набежит. Насиделись в тихих-то, хватит. Верно, мужи ратные?

   — Верно! — дружным хором ответили воеводы.

Андреас фон Фельфен совсем не ожидал такого внезапного поворота событий, лишившись сначала Копорья, а потом и Пскова да потеряв часть своих ратных сил. Он мигом поднял тревогу, приказав трубить общий сбор.

   — Разумно ли самим выступать, ваша милость, — с опаской втолковывал ему Корфель. — Александр, воодушевлённый первыми победами, порыва наступательного не уступит, а помытарившись у нашей крепости, боевой пыл живо остудит, тут мы его и накроем да прогоним прочь...

   — Не рыцарское дело за крепкими стенами отсиживаться! — поучал великий магистр. — И не бегства его хочу, а мёртвую голову князя иль пленное тело, за каковое они наше возвратят обратно. Мне уж доложили их число, оно нам уступает, да половина русской дружины из корел, ижорцев да ладожан, кои в рваных кафтанах воюют. Так кого же нам пугаться? Иль мы воевать совсем разучились? Не будем-ка людей смешить да своего доброго имени позорить. Покончим с Александром раз и навсегда! Проведи свой последний поход, барон, да и отпущу я тебя!..