Смерть во спасение

Барон оттащил сундучок Волквина в свою комнату, спрятал в шкаф, где висели его одежды. Если русичей тронут старческие седины и великий магистр всё же останется в живых, то Корфель скажет, что взял деньги на хранение, чтобы никто не прибрал их. Ведь епископ сам попросил позаботиться об этой русской девке. Вот ещё одна забота.

Барон вернулся в покои Волквина, приоткрыл тяжёлую дубовую дверь и бесшумно вошёл в спальню. Тут было жарко натоплено, и Всеслава в тонкой ночной рубашке спала поверх одеяла. Её девичья грудь с большими розовыми сосками притягивала жадный взгляд Корфеля. Несколько мгновений он молча смотрел на неё, потом стал раздеваться. Возбуждение охватило его. Обнажившись, барон прилёг рядом, погладил выпуклый живот наложницы. Та тихо вздохнула во сне. За то время, что магистр приютил эту глупую дочь русского крестьянина, она заметно раздобрела, её бедра округлились, кожа стала белой и гладкой. Вряд ли Волквин часто орошал эту рыжую розу, расцветающую меж тугих бёдер.

Барон резким рывком схватил Всеславу и прижал к себе. Она проснулась, хотела закричать, но, увидев перед собой безумное лицо Корфеля, замерла.

   — А где... — голос её пресёкся.

   — Нас застали врасплох, мы спаслись вчетвером, меня вытащили из реки без сознания...

   — Он... погиб?..

   — Скорее всего.

Всеслава заплакала. Она не горевала по великому магистру, ей было страшно остаться одной, без опоры.

   — И что теперь? — сквозь слёзы проговорила она.

   — Иди ко мне...

И Всеслава покорилась ему. Она очень старалась ему понравиться, и Корфель это почувствовал. Русская Венера и впрямь оказалась хороша.

   — Ты не бросишь меня?..

Он знал все её вопросы наперёд. Но ответов у него пока ещё не было. Устав Ордена запрещал иметь не только наложниц, но даже случайные связи, однако высшие чины им пренебрегали. Волквин был равен самому Зальцу, а кто такой Корфель? Нищий барон из захудалого рода. Если эти деньги останутся у него, он сможет приобрести небольшое поместье, жениться, завести детей. Но не с этой же дрянью.

   — Ты не бросишь меня?..

   — Великий магистр попросил меня о тебе позаботиться. Он велел отвезти тебя, куда ты захочешь, — раздумывая о своём, вымолвил барон.

   — Но мне некуда ехать, — испуганно пролепетала Всеслава. — Я не хочу никуда ехать. Разве я тебе не понравилась?

Корфель задумался. Несколько дней в запасе ещё есть, пока твёрдо не прояснится судьба старого великого магистра и на смену ему не прибудет новый. До сей поры никто не бросит в барона камень, тем более что Всеслава находилась в замке под покровительством Волквина, которого все уважали, и самые ретивые сторонники уставных требований Ордена снисходительно закрывали глаза на эту слабость старого вождя.

   — Хочу быть только твоей, — прижимаясь к нему, прошептала сладкая дева. — Ты меня не прогонишь?

— Пока нет, — обняв её, проговорил барон, и в его холодных голубых глазах проскользнула улыбка.

Ему нравились даже такие, самые малые проявления личной власти.

Глава пятнадцатая ПЕРЕД НАШЕСТВИЕМ

Батый стоял на крутом берегу широкой реки Воронеж, легко вьющейся меж живописных берегов, прибранных уже первым снежком, с наслаждением вбирая в себя дыхание русских просторов. Ноздри его шумно раздувались, в узких глазках вспыхивал огонь, когда он оглядывал бескрайнюю ширь. Привыкший к унылым степям, внук Темучина теперь жадно вглядывался в густые синие ленты лесов, простирающихся до горизонта, обладателем которых он скоро станет.

Накануне дозорные поймали княжеского истопника, и Батый самолично допросил его, пообещав жизнь, если тот обо всём честно расскажет: велика ли дружина князя, как крепость охраняют, кто из соседей придёт на помощь, чем вооружены дружинники. Истопник всё поведал без утайки, не умолчал даже о красоте младшей княгини Евпраксии, жены княжеского сынка Фёдора, каковая будто бы происходит из знатного царского рода.

Батый слушал пленника с ласковой улыбкой, покачивая в знак согласия с ним головой, но, как только тот доложил обо всём, что знал, хан тотчас приказал его повесить.

— Он мог ведать и про потайные ходы в крепость, и о слабинах обороны, о чём, как я полагаю, скрыл, — заметил Ахмат, едва истопника увели.

Батый спохватился, велел немедля остановить казнь, но опоздал: рязанца уже вздёрнули. Хан рассердился, вышел из юрты, успокаиваясь на холодном ветерке. Ахмат последовал за ним и первым нарушил молчание.

   — Но также важно сохранить здесь местных людей, которые бы извлекали богатства из лесных кладовых и приносили вам. Без них эти леса будут мертвы, — легко угадывая тайные мысли хана и ёжась от злого ветерка, негромко проговорил стоявший рядом Ахмат. — Кто будет добывать пушнину, дичь, орехи? Ваши люди, не знающие ни лесного промысла, ни этих северных мест?.. Уничтожив город, вы единожды очистите его кладовые. Но больше их никто не наполнит. А вот обложив жителей данью, вы сможете собирать её каждый год...