Смерть воды и огня

Тем временем мистер Джонсон взялся заметать следы. Он выключил компьютер, наполнил чашку очередной порцией шампанского, порылся в кармане своего брошенного в угол пиджака, извлек оттуда скляночку, из которой капнул в шампанское несколько капель, убрал скляночку назад и подошел к столу, на котором покоилась Лариса. С некоторой озабоченностью он поглядел на свой член, обмякший за время умственных трудов, и улыбнулся, увидев, что тот опять начинает напрягаться, приоткрыл рот Ларисе, влил в неё шампанского, потом улегся на неё и как ни в чем не бывало опять в неё вошел…

Когда Лариса открыла глаза, он уже трудился вовсю…

— О… — слабо простонала она. — Что это было?

— Это… — прохрипел он в изнеможении страсти… — Это было… и есть…

Видно, он вкатил ей какое-то сильнодействующее средство, потому что Лариса быстро полностью очнулась, вошла во вкус и принялась усердно помогать ему. Ее бедра бились под ним, виляли из стороны в сторону, она изгибалась дугой, приподнимая на животе его мощное тело, а он и стонал, и покряхтывал, и тискал её грудь…

Потом они одновременно закричали. Надо полагать, не так сильно, чтобы разбудить кого-то за стенами в доме, но наушник в моем ухе завибрировал.

Они растянулись на столе рядом друг с другом, тяжело дыша.

— Ты знаешь… — несколько растеряно проговорила Лариса. — Мне показалось, что я на какой-то миг потеряла сознание…

— Я, кажется, тоже побывал в отключке… — пробормотал мистер Джонсон. — Это было… Да… — и дальше он произнес фразу, которую я должен воспроизвести в оригинале. — I blacked out for a while, I mean it. You, peppery chicken, you've sucked me dry, really. Me thinking no problems to work you into creamy comes, and you got my balls blue before I got your ashes hauled! — и, рассмеявшись, он ласково потрепал Ларису по щеке.

(«Я полностью вырубился, честное слово. Ах ты, ядреная курочка, ты выжала меня досуха. Я думал, у меня не будет проблем довести тебя до таких оргазмов, чтобы ты сливками изошла, но у меня яйца посинели, прежде чем мне удалось проволочь твой пепел!»)

Лариса, как и я, поняла не все, но достаточно, чтобы польщено рассмеяться.

А я сначала напряг память (достаточно тренированную и прежним моим профессиональным изучением языков и нынешним родом моих занятий), чтобы запомнить все от слова до слова, от звука до звука — но потом сообразил, что ведь все равно эта фраза останется в записи, которую ведет подключенный к подслушивающему устройству магнитофончик.

Одно я понял несомненно: американец сделал мне бесценный подарок. Выражение про «проволакивание» (или «взвеивание против ветра») чьего-то пепла являлось крутым американским жаргоном, «непосредственно относящимся к сексуально-телесному низу», как выражались наши профессора. И, как у всякого образного выражения, у этого должен быть свой особый смысл, мало похожий на буквальный. По всему, получалось, что значение у этого выражения — «крепко оттрахать кого-то», «доставить кому-то крупное удовольствие»…

Но ведь Повар это знал!

Он попросил меня перевести странную фразу, и сказал мне, что я перевел её «нормально». То есть, его устраивало, что я не понимаю её истинного смысла. Во-вторых, он велел мне передать Богомолу эту фразу дословно, и не по-русски, а по-английски! Выходит, за истинным, матерным значением этой фразы скрывался какой-то тайный смысл, который был отлично понятен Повару и Богомолу, и не доступен мне! И Повара очень устраивало, что я в этот истинный смысл не врубаюсь…

Но когда не знаешь истинный смысл послания, которое тебе велено передать, то очень легко влипнуть хуже некуда. Угодить в любую ловушку…

Я уже говорил, по-моему, что боялся Повара до одури, боялся как никого в мире, несмотря на все его ласковое и «отеческое» обращение. Я-то понимал, насколько могуществен этот человек — и насколько он может быть безжалостен.

И сейчас я всей кожей, всеми порами чувствовал, что, благодаря американцу, избежал какой-то очень серьезной опасности. Теперь я знал, что не должен передавать Богомолу это послание, пока сам не разберусь, хотя бы более-менее, что оно может значить. И откуда, следовательно, можно ожидать удара…

— …У нас осталась последняя бутылка шампанского, — сказал американец, нежно поглаживая Ларису по животу. — Давай выпьем её — и продолжим где-нибудь в другом месте, после новой загрузки.

— Можно переместиться ко мне домой, — сказала Лариса. — Я сейчас одна.

— Вот и отлично! — американец потянулся за бутылкой и чашкой, продолжая одной рукой ласкать Ларису. Она застонала, чуть прикусив губу, и, слегка раздвинув ноги, направила его пританцовывавшие пальцы к рыжеватому треугольничку волос…

Собственно, мне больше было делать нечего. Я уже отснял две видеокассеты, меняя их на ходу, и один раз пришлось поменять аудиокассету в магнитофончике. Материала у меня было достаточно — хотя вопрос, что делать с этим материалом и можно ли его отдавать нашей заказчице, становился все насущней.