Смерть взаймы

Я удивился – почему бы гобблинам не собрать оружие и «вообще все» самим? Оказалось, гобблины рассматривают посещенное нами место как своеобразную проклятую землю. Ни один гобблин никогда не пойдет по этой пещере дальше определенных пределов, вообще, она вся покинута.

Я удивился – неужели гобблинов, этих заядлых прагматиков, можно остановить простым табу? Но мой собеседник настаивал, что собственными ушами слышал разговор капитана с помошником. Именно так. Гобблины довольны, что люди, не боящиеся проклятья, лазают по запретным пещерам, собирая всяческий мусор.

Побег? Нет, невозможно. Здесь сорок гребцов и двадцать вооруженных головорезов. Продадут потом гобблинам, а они сам знаешь, что делают с пленными.

Так и поговорили.

Пещера, конечно, производила впечатление. На носу галеры установлен был вечный светильник, но не эльфийский, а сделанный людьми. Его света не хватило бы не только на вечность, но даже на месяц, зато он был ярким. Поток желто-оранжевого света выхватывал из темноты то гигантские каменные сосульки, спускающиеся с потолка, то растущие на стене, которой мы иногда почти касались бортом, колонии ядовито-заленых грибов, то выход рудной жилы. Если уцелею, подумал я, обязательно сюда вернусь. Дважды галера выходила в подземные озера, когда стены и потолок вдруг отступали, растворяясь во мраке, и мы шли по неподвижной, черной воде. Во второй из таких пещер галера неожиданно вздрогнула, словно что-то движущееся задело за днище. Надсмотрщик защелкал кнутом, и мы увеличили скорость. Второе «прикосновение» едва не опрокинуло судно. Капитан о чем-то ожесточенно заспорил с помощниками, затем, принял решение. По его приказу самого хилого из гребцов освободили из кандалов, и потащили на корму. Поняв, чт о

ему предстоит, несчастный принялся было упираться, но силы были слишком неравны, и он полетел за борт. Галера стремительно уходила прочь от опасного места, а там, где скрылась под водой несчастная жертва, не было ничего, ни даже кругов на поверхности.

Еще через двое суток мы выбрались из пещеры. Гребли здесь посменно, по шесть часов, а кормили плохо. К счастью, снаружи был хороший ветер, так что пираты поставили парус, и милостиво разрешили нам передохнуть. Отдых, как известно, лучшее время для составления планов. Я попытался вспомнить все, что я знал о пиратах и о побережье. Выводы мои были неутешительны. Остров, на котором обосновались пираты, был практически неприступен, если ты не умеешь летать. Отвесные скалы, единственный вход в просторную бухту… Один человек с достаточным запасом зажигательных снарядов для катапульты может удерживать ее вечно.

Если мы попадем на Рталаг, обратно нам уже не выбраться. Затем я вспомнил кое-что еще. Постой-ка! А ведь остров-то находится на пути Вторжения, и воины Черного материка как раз умеют летать, значит…

Я осторожно расспросил своего соседа. Осторожно, потому что за излишнюю болтливость тут наказывали кнутом. Мне уже и так досталось пару раз…

Мой собеседник шепотом поведал мне местные новости. Новости были великолепны, о лучшем я не мог и мечтать! Галера вышла из порта недели две назад, и ни о каком Вторжении они не слыхали.

Затем я подумал, что Рталаг находился вне магической паутины Крепости, а значит, если армия Вторжения оставила там гарнизон, то нас ждет встреча, да еще какая! Все-таки, поразмыслив, я решил пока пиратам ничего не говорить. Знание – сила, разве не так?

Значит, армия Вторжения почти наверняка захватила Рталаг. Пираты не смогут не заметить следов боя, по крайней мере я на это очень надеялся. Иначе мы окажемся в рабстве у орков… Будем считать, что пираты поняли, что власть на острове переменилась. В крайнем случае, я обращу их внимание… Хотя не хотелось бы… Итак, они все поймут… Значит, они не зайдут в гавань Рталага, пираты – народ осторожный. А пойдут они на один из маленьких ничейных островков, где обычно чистят и чинят свои суда, почистятся, и начнут искать другие суда, чтобы выяснить, что случилось. Если не найдут, то пойдут к берегу, а если найдут…

Слишком много «если», решил я. Ясно пока одно – галера должна очистить днище, очень уж она обросла. Тогда-то мы и сбежим.

К исходу четвертого дня вахтенный пират вдруг очнулся от меланхолии и принялся что-то вопить на диалекте южан. Капитан отозвался на том же языке, в котором можно было бы узнать английский, облагороженный заимствованиями у троллей, гномов, эльфов… словом, у всех, кроме гобблинов, чей язык совершенно непроизносим. Наконец я понял, о чем они говорили – суть всей десятиминутной перепалки сводилась к простой фразе – человек за бортом.

Рискуя получить удар кнутом, я привстал на сиденье и повернулся, вглядываясь. Выглядело это как честная жертва кораблекрушения – крошечная фигурка цепляется за обломок мачты посреди океана. Но я-то узнал эту черную кожаную форму! Несомненно, перед нами был один из уцелевших при Вторжении.