Смерть за стеклом

– Терпеть не могу всяких расписаний. Я пять лет прожил в студенческом общежитии и прекрасно знаю таких, как ты, Лейла. Дай тебе волю, ты начистишь мне яйца за то, что я не поменял кончившийся рулон туалетной бумаги.

– Значит, это ты его доконал? – встрепенулась Дервла.

– Я просто привожу пример, – поспешно объяснил ординатор.

– Вот что я вам скажу, – с энтузиазмом вступил в разговор Джаз. – Хуже доконалыциков есть только маскировщики: изведут все, но оставят последний клочок, чтобы прикрыть пустой кронштейн.

Хоть Джаз и числился учеником повара, это была всего лишь работа, а не призвание. Не этим он хотел заниматься в жизни: он мечтал о карьере комика и поэтому очутился в доме. Решил использовать шоу в качестве трамплина для продвижения к своей цели. Он умел рассмешить приятелей и надеялся, что эта способность принесет ему когда-нибудь хорошие деньги. Но не за шутовство, а за умные каламбуры и репризы. Чтобы его слушали разинув рты, чтобы он был первым умником в стильных шоу и все ему завидовали. Чтобы приглашали в самые хитовые вечерние телепередачи, а он бы рассуждал об умопомрачительных знаменитостях. Джаз мечтал стать хозяином на церемониях присуждения премий. Вот какие амбиции были у Джаза: войти в элиту звезд, которые, словно из рога изобилия, сыпали блестящими экспромтами. Казаться крутым и остроумным, носить клевые шмотки, стать символом эпохи и получать кайф на полную катушку.

Поэтому Джаз хотел, чтобы его замечали, чтобы видели, какой он потрясающе славный парень и классный прикольщик. И с первого дня в доме он не упускал ни одной возможности продемонстрировать свое обаяние и внести лепту в общий разговор. Тему туалетной бумаги он воспринял как настоящий подарок судьбы.

– Маскировщик – тот же туалетный фашист! – выкрикнул Джаз. – Он не обязан менять рулон, потому что бумага не закончилась. Но оставляет такой клочок, что его товарищ вынужден подтирать задницу пальцами.

К удивлению Джаза, его выходка была встречена всеобщим молчанием. Вероятно, еще и потому, что он обращался прямо в одну из висевших под потолком телекамер.

– Не старайся, Джаз, – нарушила молчание Дервла. – Ты же не знаешь, попадет эта запись в эфир или нет.

– Но почему бы не попробовать, детка, – отозвался он. – Билли Конноли, когда был еще докером в Глазго, забавлял на берегу чаек.

– Подождите, – возмутилась Лейла. – Что вы все никак не угомонитесь? Мы пытаемся организовать быт.

– Лучше поступим таю не будем трепыхаться, и со временем все устроится, – предложил Хэмиш. – Все когда-нибудь приходит в норму.

– Еще как приходит! – возмутилась Дервла. – Благодаря таким, как Лейла и я. – Ее мягкий, поэтичный голос потерял толику мягкости и поэтичности. – А потом такие, как ты, заявляют: я же говорил, что все устроится. Но дело в том, что ты сам и пальцем не пошевелишь.

– Как хотите, – буркнул Хэмиш и вернулся к книге. – Если надо, делайте расписание и включайте меня.

День тридцать первый. 3.10 пополудни

– Заметили, сэр? – Хупер нажал на «паузу». – Хэмиш снова пошел на попятную. Не желает лезть на рожон. В кандидаты на вылет тихие, как правило, не попадают.

– Как же так? – смутился Колридж. – Ведь это он заявил в исповедальне, что не уйдет из дома, пока с кем-нибудь не переспит.

– Он самый – наш милый доктор.

– Но разве подобного утверждения мало, чтобы выделиться?

– Здесь иное, – вздохнул сержант. – Исповедальня – игра на публику. Хэмишу нужна перчинка. Если остальные объявят его кандидатом на вылет, зрители могут воспротивиться, захотят посмотреть обещанный секс.

– Но заявление Хэмиша – веская причина, чтобы выставить этого типа вон!

– Отнюдь не для большинства, сэр.

День четвертый. 2.20 пополудни

Все пожали плечами. Это означало, что победа в тот день осталась за Лейлой и Дервлой. В доме не было ни карандаша, ни бумаги, и Джаз, опираясь на свой опыт ученика повара, предложил сложить расписание из спагетти.

– Они прекрасно липнут к стенам, – объяснил он. – Спагетти так и проверяют: если пристают, значит, блюдо готово.

– Что за чушь! – возмутился Газза. – Развесить обед на стене!

– Да не весь, дурень. Всего несколько штук.

– Ну, валяй.

«Джаз ловко расправляется с макаронами и лепит их на стену», – сообщил Энди.

– Потряс! – восхитился повар своей работой. – Теперь изобразим всех нас крупинками риса – крахмал удержит их на стене.

– Супер! – закричала Мун. – Пусть каждый отметит свои зернышки. Так делают индийские умельцы, которые режут из рисинок скульптуры. Очень мелкие детали – я видела по «Дискавери». Философская штука. Но чертовски трудно разглядеть.

– И чертовски глупая, – вставил Газза.

– А вот и нет. Вдумайся, сколько в этом духовности. Представь: в чаще падает дерево. Никто этого не слышит. Так и тут: рисинки украшают не для нас с тобой, а для Бога.

– Ты меня не убедила.