Читаем Смерть за стеклом полностью

– Еще бы. Чертовски странным. Мы не понимали, что происходило. Какая-то ерунда с простынями. Понимаете, инспектор, мы не могли себе представить, что совершилось убийство. Решили, что Келли вроде как уснула. Они все порядком набухались, и это было бы в порядке вещей, если бы остальное не казалось бы таким странным.

– А потом?

– Потом мы увидели лужицу.

– Сколько времени прошло с тех пор, как человек в простыне ушел из туалета?

– Не знаю. Пять минут максимум.

– Оператор в зеркальном коридоре заявил то же самое.

– Это имеет значение?

– Редактор и его помощница считают, что не больше двух.

– Может быть, мне показалось, пять. Время, знаете ли, тянется, когда торчишь перед экраном и смотришь на сидящую на толчке накрытую простыней девицу. Что показывают часы на видеозаписи?

– Две минуты восемь секунд.

– Ну вот, вы же знаете, зачем спрашиваете?

– Итак, вы увидели лужицу?

– Да. Заметили, что по полу растекалось что-то темное, блестящее.

– Кровь?

– Откуда нам было знать?

– Могли бы к тому времени догадаться.

– Могли бы. Но это казалось абсолютно невероятным.

– Простыня насквозь пропиталась кровью. Почему вы не заметили?

– Понимаете, простыня была темно-синей. Ночная камера не различила на ней пятна. У нас все простыни темные. Наши психологи считают, что на темном белье заманчивее заниматься любовью.

– И что потом?

– К стыду своему признаюсь, что я закричала.

День двадцать седьмой. 10.00 вечера

Они уже несколько минут находились в парилке и ждали, когда глаза привыкнут к темноте. Но напрасно напрягали зрение: чернота казалась абсолютной.

– Давайте поиграем в «Правду и вызов»,[32] – послышался голос Мун.

– Вызов? – откликнулась Дервла. – Господи помилуй, какой еще вызов? Мы и так разделись догола!

– Есть кое-какие мысли, – хохотнул Газза.

– Оставь их при себе, Газза. – Дервла изо всех сил старалась напустить на себя строгость, что в ее ситуации оказалось совсем не легко. – Я не собираюсь ни с кем из вас трахаться. – В каждом слоге и во всех ее интонациях отчетливее проявился дублинский акцент. Дервла всегда прибегала к говору детства, когда чувствовала себя незащищенной. – Боже, моя мать меня убьет!

– Ну, хорошо, давайте ограничимся правдой, – согласилась Мун. – Кто-нибудь, задайте вопрос.

Из темноты донесся другой голос – резкий и раздраженный:

– Никакого, на хрен, смысла спрашивать у тебя правду, Мун!

Это сказала Сэлли. И ее резкое замечание совсем не соответствовало тону добродушного пьяного балагурства.

– Послушай, Сэлли, – ощетинилась Мун. – Я схохмила, согласна. А ты никак не можешь забыть!

– Девочки, прекратите! Что с вами такое? – проворчал Гарри.

– Спроси у Сэлли, – огрызнулась Мун. – Совсем не понимает шуток.

Сэлли промолчала. Она не забыла и не собиралась забывать. Мун поступила подло: присвоила ужасные страдания изнасилованной и притворилась душевнобольной, чтобы заработать жалкие очки. Когда-нибудь она узнает, какую нанесла ей, Сэлли, обиду.

– Да пошла ты! – заключила Мун.

В парилке возникло движение. Кто-то вышел за порог.

– Кто это? – спросил Хэмиш.

– Кто ушел? – подхватил Джаз.

– Это я, – ответила снаружи Сэлли. – Пошла отлить.

– Не забудь вернуться, – напомнил Джаз. – Иначе мы все проиграем.

– Помню, – успокоила его Сэлли.


В аппаратной наблюдали, как Сэлли вышла из мужской спальни, пересекла гостиную и направилась в туалет. Она не воспользовалась простыней, но это не привело Джеральдину в восторг.

– Недурно, – прогнусавила Тюремщица. – Но зрелище не то. Мы сотню раз видели ее кустистые прелести. Нужно, чтобы Келли или Дервла повернулись к нам передом.

Она устало смотрела на экран.

– Уж лучше бы она проредила свои кущи. Взгляните, к чему такая пышность? Я знавала лесбиянок с прекрасно постриженным лобком.

Фогарти, чтобы отвлечься, потянулся к двухфунтовому пакету шоколадных плиток.


Пока Сэлли отсутствовала, Мун вернулась к прежней теме:

– Ну, так что, поиграем? Задайте какой-нибудь пикантный вопросик.

Как обычно, откликнулся Гарри:

– Хорошо, пусть каждый объявит, с кем из команды он бы потрахался под угрозой смерти.

– С Дервлой, – ответил Джаз как-то слишком поспешно. И был награжден целым хором воплей.

– Джаз торчит от Дервлы! Джаз торчит от Дервлы! – пьяно тянула Келли.

– Премного польщена, Джаз, – ответила девушка. – Но я уже сказала, меня это не интересует.

– Но если бы пришлось, Дерво, – не отставал Гарри, – кого бы ты предпочла?

– Ты должна ответить, – настаивала Мун. – Мы все обязаны отвечать.

– Ну хорошо, хорошо. Пусть будет Джаз. Но только потому, что он оказался джентльменом и назвал меня.

– Я тоже его хочу, – призналась Мун. – Возьму после тебя. Ты такой отпадно соблазнительный, Джаз. Говорю, потому что здесь темно, я надрызгалась и ты не видишь, как я краснею. Но если бы обломилось, я бы вытрахала все твои долбаные мозги. Так что будь здоров, потому что я считаю, что ты классный парень.

– Вытрахала его мозги? – закричал Гарри. – На это понадобится целых десять секунд!

– Ты ревнуешь, Газза, – рявкнул в ответ Джаз. – Потому что счет два – ноль в мою пользу. Два – ноль! Два – ноль! – начал скандировать он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза