Смерть зверя с тонкой кожей (другой перевод)

– Нет, сэр, никоим образом. У нас есть превосходное место за городом…

– За городом?

Он повернулся к Артуру, который разбудил Эрминтрюду, сонную и недовольную, заказал для неё завтрак и как раз теперь вернулся.

– Он хочет отослать нас из города, Артур, потому что какому-то психу взбрело в голову нас убить. Вот этому. Помнишь его?

Он показал на фотографию Эбботта.

Артур кивнул:

– Тот английский шпион.

Нджала повернулся к Смиту.

– Терпеть не могу все эти загородные особняки, тамошние сквозняки, тамошний невозможный народ. И тамошних женщин тоже, у них рожи лошадинные.

– Но это всего час езды, сэр, – Смит уже начинал отчаиваться, – И вы можете пригласить ваших друзей. Любых.

– Артур, это он про девочек.

– Ну, разве что кроме ночных клубов…

– Нет, мистер Смит. Ещё мне нравился Оксфорд, но тогда я был куда моложе. Итон – дыра, и там полно этих, детей букмекеров. Я люблю Лондон, я счастлив в Лондоне и я остаюсь в Лондоне.

– Но, Ваше Превосходительство…

– И уезжать из-за какого-то ненормального не стану.

– Мы не можем быть уверены, что он ненормальный.

– Не можете? Не сошёл с ума после двух лет в моих тюрьмах? Исключено. Могу гарантировать, что до нормы ему теперь очень и очень далеко.

Смит открыл рот, чтобы возразить и осёкся. Заметив в дверях спальни Эрминтрюду – сонную и абсолютно голую.

Что, чёрт побери, ему сейчас надо делать? Как, согласно протоколу, приветствуют обнажённую любовницу главы государства, пребывающего с оффициальным визитом? Наверняка ведь где-то оговаривается. Игнорировать, притвориться, что не заметил? Или приветствовать, естественно на французском – языке дипломатии («Enchante, madame, de faire votre connaissance'»)? Как бы то ни было, сидеть в присутствии леди – неприлично, обнажена она или нет. Он поднялся. И отвесил лёгкий напряжённый поклон. Это по крайней мере не могло быть ошибкой.

Нджала и Артур, в некотором удивлении наблюдавшие за Смитом, одновременно обернулись и обнаружили Эрминтрюду.

– Эрминтрюда, цветок мой, – сказал Нджала, – что ты здесь делаешь?

– Извини, – промялмила та, безуспешно борясь с зевотой, – не знала, что у тебя компания.

– Забери её отсюда, Артур. И не пускай.

Артур взял её за руку и повёл. Она последовала за ним, как сомнабула.

Смит, мужчина и без того роста немалого, почувствовал себя ещё более длинным и нелепым, стоя перед Нджалой, продолжающим сидеть. Он торопливо сел.

– Как бы то ни было, – продолжал Нджала, как ни в чём не бывало, – отель набит полицейскими, и я не вижу, почему должен чувствовать себя в большей безопасности в каком-нибудь обшарпанном особняке, находящемся непонятно где.

– Во-первых, так мы сможем надёжно изолировать вас.

– Вот как раз этого я и опасаюсь.

– Я имею в виду в плане безопасности. Это просто необходимо…

– Прошу прощения, мистер Смит, но нет, нет и нет. Хотите охранять меня – охраняйте. Здесь, в добром старом Лондоне.

Эбботт тоже встал рано. Выглянул наружу. Наблюдение за квартирой продолжалось. Другими людьми, на другой машине (дневная смена, предположил он).

Он прикинул, что через пару дней наблюдение снимут или изрядно ослабят, так что действовать можно будет без особых проблем.

Он составил небольшой список лучших отелей Лондона, выписал их номера, потом позавтракал с Джоан, вежливо прислушиваясь к её сбивчивой болтовне. Про офисные дела и интрижки (она работала в статистическом отделе страховой компании). Про то, что цены растут, пенни там, пенни здесь, и даже не замечаешь, а потом…

Эбботт отвечал на автомате, большую часть сказанного пропуская мимо ушей. Привычки, выработанные за годы брака, восстанавливались быстро.

Джоан болтала без умолку, скорее от навязчивого страха перед паузами, которых боялась и ненавидела. Молчание казалось ей чёрной пустотой, где чувства задыхаются от недостатка слов. Она знала, что чувства обычно убивает именно избыток слов, но предпочитала комфортабельный самообман.

Он обратил внимание, что она старательно уложила волосы, сделала макияж и надела пеньюар, соблазнительно облегающий её округлости. Это показывало, в каком она отчаянии. К завтраку она всегда выходила в полном беспорядке. Ему вдруг стало жалко её.

– Хорошо выглядишь, – сказал он,– на самом деле.

Ошибка. Жалость – опасное чувство.

Поток жалоб оборвался. Она уставилась на него.

– Господи…Если бы только знал, как мне одиноко в этом проклятом доме!

– Но у тебя…наверное есть друзья.

Неосторожное утверждение, но ему требовалось отвлечь её.