Можно, конечно, было уговорить Чарли описать фотографию, но Джо хорошо понимал, что вряд ли от этого будет какая-то польза, а значит… Значит, незачем себя обманывать. Надо посмотреть правде в глаза и признаться, что он пришел в отель только для того, чтобы быть подальше от Евы. Останься он с ней, и он мог бы наделать глупостей. Пытаться форсировать события означало все испортить, и хотя Джо сознавал это, искушение было слишком велико. Он устал, смертельно устал ждать и надеяться.
– Никто мне ничего не говорил, – ответил он. – Кстати, ты видел Чарли после того, как он привез фотографию?
– Я встретился с ним вчера вечером в полицейском управлении, – ответил Марк. – И мне показалось, что его что-то беспокоит. Конечно, Чарли пытался это скрыть, но, как я говорил, у него еще мало опыта. Да и у меня глаз наметанный. Такие вещи я замечаю сразу.
– Может быть, Спайро устроил ему разнос за то, что он говорил с тобой?
– Не исключено… – Марк пожал плечами. – Но я видел его и до того, как он отправился к Хардингам за этой фотографией. И он выглядел совершенно нормально. – Журналист заговорщически подмигнул Джо. – Я рад, что ты здесь. Мы навалимся на парнишку вдвоем и выведаем, что его тревожит. А вот, кстати, и он…
Чарли Кэтер, улыбаясь, быстро шел к ним от лифтов.
– Привет, Марк, привет, Джо. Признаться, я тебя не ждал… Спайро сказал, что ты побывал с ним в Дилларде. Эй, что вы задумали? Похоже, здесь зреет заговор… – Он внимательно посмотрел сначала на Марка, потом на Джо, и детектив подумал, что не будет ни о чем расспрашивать Чарли. Если парень проболтается, он, разумеется, воспользуется этим, но обманом вытягивать из него информацию он не станет.
– Совершенно верно.
– Кто же предполагаемая жертва?
– Ты. – Джо встал.
Улыбка Чарли погасла.
– Я не могу рассказывать вам о фото без разрешения Спайро, – сказал он. – Вы же понимаете, не стоит лишний раз сердить начальство.
В его глазах промелькнула какая-то тень, и Джо понял, что Марк был прав. Чарли действительно что-то беспокоило, хотя, возможно, ему просто не нравилось оказываемое на него давление.
– Не можешь – так не можешь, – сказал он небрежно. – Признаться, мы хотели тебя угостить, но теперь тебе придется поставить выпивку нам. В качестве компенсации за разбитые надежды. – С этими словами он слегка подтолкнул Чарли в сторону бара. – Как поживает твоя жена, Чарли?..
Дон позвонил рано утром, когда Ева еще спала. Его голос был необычайно резким, даже угрожающим – возможно, правда, ей это просто показалось спросонок, и все же Дону удалось почти сразу разрушить то умиротворенное спокойствие, какое всегда посещало Еву после «разговоров» с Бонни.
– Я слышал, ты ездила на экскурсию, – сказал он. – Ну что, понравились тебе места, где прошло мое детство?
– Как ты узнал, что я была в Дилларде?
– Я многое знаю. Я слушаю, наблюдаю… Разве ты не чувствуешь, что я всегда рядом, всегда смотрю на тебя?
– Нет. Я… Я не обращаю на это внимания, Кевин.
Он сухо усмехнулся.
– Я предпочитаю, чтобы ты звала меня по-прежнему Доном. Кевина больше нет. С тех пор прошло много времени, я сильно изменился, стал другим человеком. Кстати, насчет того, что ты пытаешься не обращать на меня внимание… Я это заметил и сначала чуть было не рассердился, но потом сумел преодолеть это. Твои жалкие попытки хотя бы мысленно отделаться от меня только разжигают мой аппетит.
– Кевин или Дон – не имеет значения. Все равно ты мерзкий, трусливый подонок. Что случилось с твоими родителями, Кевин?
– А ты как думаешь?
– Ты убил их.
– Это было необходимо. И неизбежно. С самого моего рождения я был для отца исчадием ада, живым воплощением сатаны. Во время своих жалких служб он заставлял меня держать по черной свече в каждой руке, а потом бил меня до тех пор, пока я не падал. Потом он втирал соль в мои раны. Сейчас я думаю, что старик был прав, когда видел во мне зло, много зла… Но разве не все мы с самого рождения носим в душе семена и добра, и зла?
– Сейчас, во всяком случае, в тебе осталось только зло, Кевин.
– Дон!.. – раздраженно поправил он. – Я сказал: зови меня Доном! Что касается зла, то… Ты, наверное, считаешь меня не только злым, но и безумным. Мой отец был выжившим из ума злобным старикашкой, но многие считали его святым. Так что, дорогая моя Ева, грань между злом и добром слишком тонка, чтобы заурядный ум мог точно определить, что хорошо, а что плохо.
– Зато твой ум, конечно, в состоянии справиться с этой задачей? – едко спросила она.
– Граница слишком зыбка, – уклончиво ответил Дон. – К тому же все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
– А Иаков и Иезекииль тоже считали отца сумасшедшим?
– Нет. Он сумел запугать и одурачить их, как и всех остальных. Я пытался открыть им глаза. Когда я убежал, я взял их с собой…
– И привез в Финикс?
– Да. Я хотел перебраться в Калифорнию и уговорил брата и сестру Хардингов присоединиться к нам. Но Иаков и Иезекииль испугались. Однажды ночью они собрали вещички и вернулись обратно к отцу. Этот поступок меня просто взбесил…
– И ты прикончил Хардингов?