Смертельная игра

— Робот? Любопытно. — Мира села поудобнее, задумчиво закинула одну стройную ногу на другую. — Определенно, это обеспечивает скорость и профессионализм, нужную силу удара. И если в робота была заложена соответствующая программа, умение владеть мечом, он пользовался бы им очень эффективно. Это подходит под патологию убийцы — я имею в виду человека. Использовать свои компьютерные навыки и таким образом фактически противопоставить себя жертве, победить Барта с помощью посредника, устранить противника таким способом, который подчеркнул бы его профессионализм. Роботов и раньше использовали на войне и для покушений, потому-то на их счет такие строгие законы. Убийце нравится преодолевать преграды.

— Может быть, нам стоит повнимательнее изучить домашнего робота убитого, эту принцессу Лею. В ОЭС ее бегло осмотрели и не нашли следов взлома или перепрограммирования. Но ведь она уже была в квартире, убитый ей доверял, а между моментом убийства и обнаружением тела прошло предостаточно времени, чтобы перепрограммировать ее в прежний режим и избавиться от орудия убийства. А робот остался на своем месте, там, где и должен был быть. Или… может быть, ее заранее подменили двойником?

Это вело к новой версии, новым сложностям, и, задумавшись о них, Ева, сама того не замечая, выпила свой чай.

— Внимательный к деталям, собранный — не вопрос, — продолжала она. — Но это слишком большой выпендреж. Плюс к тому, так рисковать просто глупо. По-детски глупо. Все зависит от случайности. Если бы Барт поступил как-то иначе, весь план рухнул бы в тот же миг. Не приди он домой рано, не возьми с собой диск, не найди времени тут же запустить его, ничего бы не вышло.

— Обдуманный риск. Все опытные игроки идут на такие риски. И убийцы тоже.

— Особенно если игрок знает привычки и стиль игры противника. — Как ни ломала голову Ева, все упорно возвращалось к этому: к знанию и доверию. — В играх всегда замешано самомнение, — заметила она вслух, — особенно если воспринимать игры всерьез. Просто гора самомнения. Каждый хочет выиграть. Один целыми днями тренируется, другой жульничает, третий, проиграв, забьется в нору и сидит, злится — а из этого может вырасти навязчивое желание отомстить.

— Чем серьезнее человек воспринимает игры, — согласилась Мира, — тем реальнее они ему кажутся и тем обиднее проигрывать.

Ева кивнула:

— Игры частенько провоцируют конфликты. Но тут у нас совсем иной случай: дело не в минутной злости, не в выплеске эмоций. Хотя возможно, с них все началось, а уж то, что из этого выросло, превратило игры и фантазии в реальность.

— Некоторым бывает трудно отличить насилие в игре от реальной агрессии в жизни. Большинство использует агрессию, чтобы выпустить пар, поиграть в героя или злодея, не нарушая границ дозволенного. Но в некоторых людях игры пробуждают уже заложенную внутри, но до времени сдерживаемую, подавленную склонность к насилию.

— Не игры, так что-нибудь другое. Но да, я согласна, — вздохнула Ева, — черта, отделяющая игру от реальности, размыта. И убийца ее преступил. Может, конечно, этим все и ограничится, он выиграл, получил, что хотел. Но мне думается, когда граница так размыта, однажды ее перешагнув, он уже не остановится. И с каждым разом ему будет все легче и легче одерживать новые победы.

— Выигрыш подчас затягивает, — подтвердила Мира.

— Убийство тоже.

Попасть в ОЭС после общения с Мирой — это все равно что из интеллигентной компании, где ведешь тихие беседы на умные темы в изысканной обстановке, перенестись в парк развлечений, где всем заправляют заторчавшие на сахаре подростки.

Ева не испытала шока, она уже притерпелась к этому дурдому. Но еще на подходе к отделу у нее застучало в висках.

Детективы-электронщики предпочитали психоделические расцветки и головоломные узоры, бьющие по глазам бесконечным потоком тайных знаков, перемешивающихся в голове, как фишки с иероглифами при игре в маджонг. В отделе электронного сыска никто не стоял на месте. Лаборанты, рядовые офицеры, детективы — все приплясывали, расхаживали взад-вперед или маршировали под им одним слышимую музыку, которую, казалось, крутили исключительно на максимальной скорости.

Даже те, кто сидел за письменными столами в кабинках, покачивались и ерзали, отбивали ногами чечетку, постукивали пальцами и напевали себе под нос. Финн правил этим, на взгляд Евы, сумасшедшим домом твердой рукой и даже получал удовольствие. Одетый в мятую рубашку и мешковатые штаны, он казался ей стойким островком разума и непритязательности посреди бушующего моря экзотики.

Стоя в своем кабинете, озадаченно глядя на экран и хмуро гоняя туда-сюда группы цифр и символов — опять эти иероглифы! — он выглядел как нормальный уравновешенный человек.

— Есть минутка? — спросила Ева.

— Да, да. Ты дернула моего парня.

Они все были «его парнями» — вне зависимости от пола, — так что Ева на минуту задумалась.

— Макнаба, что ли? Ты же разрешил.

— Я тогда еще не проснулся. Вбиваешь мне в голову невесть что посреди ночи, а я даже чертова кофе не успеваю выпить. Так нечестно.

— Это было в шесть утра.