Смертельная игра

Выйдя на улицу, Ева подумала, что Рорк был прав.

Этот час помог ей выбросить из головы ненужное, успокоиться и подготовиться к следующему шагу.

— По дороге завези меня к офису «Играй».

— Там уже все закрыто, — возразил он, взяв ее за руку. — Я, конечно, могу устроить тебе небольшое вторжение со взломом, если попросишь.

— Никто никуда вламываться и вторгаться не будет. Я вообще не собиралась заходить внутрь.

— Тогда зачем?

— Я и сама догадалась, что там будет закрыто, но мне интересно, будет ли офис пуст.

Рорк выполнил ее просьбу, пробился сквозь плотное движение и направился к центру. Еще по-летнему высоко стоявшее в небе солнце продлило светлый вечер и позолотило его своими лучами. Жара немного спала, совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы впустить несколько робких порывов ветра.

Туристы и спешащие по домам ньюйоркцы воспользовались этим, заполонив улицы и тротуары массой голых рук и ног. Ева с интересом наблюдала за одной блондинкой с развевающимися волосами, эффектно гарцующей на своих длинных загорелых ножках и умудряющейся при этом сохранять равновесие на высоченных шпильках.

— Как у них это получается? — Она показала на бежавшую вприпрыжку блондинку. — Как это женщинам — ну и еще некоторым особо одаренным трансвеститам — удается на таких каблуках не просто ходить, но прямо-таки скакать, как газели по… по чему бы там ни скакали газели.

— Полагаю, это результат длительных тренировок, возможно, и для самих газелей тоже.

— А если бы они отказались? Если бы женщины и трансвеститы во всем мире взбунтовались и сказали: к черту все это, мы больше не станем ломать ноги на этих ходулях! Может, тогда садисты, которые их делают, запросили бы пощады?

— Жаль тебя расстраивать, — усмехнулся Рорк, — но они никогда не взбунтуются. Многим из них, как ни странно, нравится выглядеть стильно и казаться выше ростом.

— Тебе просто нравится смотреть, как от шпилек у них попки прыгают.

— Виновен, ваша честь.

— Мужчины до сих пор правят миром. Не понимаю.

— На это ничего не скажу, чтобы не быть неправильно понятым. Что ж, ты была права. — Он сбавил скорость, выруливая на парковку у бывшего склада. — Закрыт, но определенно не пуст.

Ева принялась разглядывать легкое свечение в окнах, представила, как солнце в это время суток освещает этажи. Помещения заливает солнечный свет, лучи, падая под определенным углом, бликуют на стеклянных перегородках. Да, им определенно нужно искусственное освещение. Так и спокойнее, и практичнее.

Все, как она и думала: эти трое хотят быть сейчас там все вместе. Так спокойнее, а может, и разумнее.

— Ты и вправду думаешь, что они там сейчас обсуждают, как его убили и что делать дальше?

— Может быть. — Ева наклонила голову и пристально взглянула на Рорка. — Тебе не нравится эта мысль, потому что они тебе симпатичны и потому что в каждом из них видишь что-то от себя самого. Кусочек там, кусочек здесь. Сам ты никогда не убил бы друга, не убил бы невинного или вообще не стал бы убивать из соображений целесообразности, поэтому тебе и не нравится мысль о том, что это мог быть один из них.

— Может быть. По крайней мере ты все верно сказала. Но мы с тобой оба убивали, и, стоит убить человека, сразу понимаешь, что это не игра. Только сумасшедший может считать иначе. Думаешь, один из них — сумасшедший?

— Нет. Я думаю, все они вполне в своем уме. Я не гоняюсь за сумасшедшим ученым или психованным ботаником. — Ева проводила взглядом пробежавшую за стеклом тень. — Кто бы это ни был, возможно, он сейчас раскаивается, думает, что это была ужасная ошибка, кошмар, от которого никак не избавиться. Со временем этот ужас и чувство вины могут расколоть убийцу, как яичную скорлупу.

Она еще некоторое время простояла, молча наблюдая за отсветами и тенями.

— Или же — и это мы с тобой тоже знаем — убийство закаляет тебя, делает твою совесть непробиваемой. «Он это заслужил, я сделал то, что должен был сделать». Или еще хуже — оно возбуждает аппетит. Открывает в тебе потайную дверцу, настолько маленькую, настолько крепко запертую, что никто, даже ты сам, о ней и не догадывался. И в этом есть своего рода кайф. Смотрите, что я сделал. Смотрите, что я могу. У меня есть власть.

От таких мыслей, если их не сдерживать, где-то глубоко в животе у Евы по-прежнему возникала тошнота.

— Такие уже никогда не становятся прежними, — тихо сказала Ева, но глаза ее смотрели жестко. — Они делают это снова и снова, этого требует их ненасытная жажда власти. Некоторые психиатры утверждают, что это вид безумия, потребность снова и снова ощущать власть и возбуждение. Но это неправда. Это просто алчность, не более.

Она придвинулась к нему.

— Я знаю это. Я сама испытала это ощущение собственной власти, и даже возбуждение, когда убила отца.

— Нельзя сравнивать самооборону с убийством. Нельзя сравнивать убийцу и ребенка, защищавшегося от чудовища.

— Да, это не было убийством, но я его убила. Забрала его жизнь. Его кровь на мне.

Рорк покачал головой, взял ее за руку и поцеловал ладонь.