Смертельная игра

Улыбка Кайюка красноречива, как редакционная статья из «Фигаро». Когда знаешь людей так, как их знаю я, и когда поработал с ними так, как поработал с ними я (как сказал бы Шарпини), смекаешь сразу и, более того, «тотчас», что этот зуав не заговорит. В его улыбке ясно читается то слово из пяти букв, которое особым образом освещает великое наполеоновское сражение. И когда размышляешь над этим, поневоле ощущаешь живительную силу этого слова, которое превратило физическое поражение при Ватерлоо в своего рода моральную победу. В тот день бедная Франция потеряла своих лучших сынов, но ее словарь, уже такой обильный, обогатился двумя слогами. А ведь намного труднее произвести на свет слово, чем ребенка.

Каждый раз, когда я проезжаю через площадь Камбронна, мне приятно вспомнить этого храброго генерала, который сумел так благородно ответить англичанам и выразить одним словом то, что весь мир думает об этих островитянах33.

Сказав это, вернемся к эпической сцене, которая происходит в моей конторе под председательством гадкого господина Берю и его альтер его светлейшего Пино 1-го короля бычков.

Баден, потребитель напитков с малыми оборотами, успешно крутанулся и только что передал мне по треплофону сведения о Кайюке.

Сложив руки на бюваре, я начинаю:

– Вас зовут Серж Кайюк, родились в Копенгагене в семье русских эмигрантов. В возрасте шести лет вы приехали во Францию и по достижении совершеннолетия большинством голосов избрали французскую национальность

– Точно, – отбривает обвиняемый.

Берюрье, который имеет на него зуб, причем превосходный, считает своим долгом, в соответствии с контрактом, издать рев носорога. Я сражаю его смертоносным взглядом.

– В течение нескольких лет вы были генеральным представителем лаборатории фармацевтических изделий. Затем, вернувшись после стажировки в Соединенных Штатах, где были за счет фирмы, вы ее покинули?

– Точно, – подтверждает Кайюк.

– С этого времени источник ваших средств к существованию очень загадочен.

– Я живу на свою ренту.

– Это надо еще проверить... Вернемся к тому, что нас интересует. Два года назад вы связались с танцовщицей немецкой национальности из ночного бара. Ее звали Грета Конрад. Эта девушка оставила свою работу через три дня после знакомства с вами. Впоследствии она была в той или иной степени замешана в серии покушений против американских сил, расположенных в Европе...

Так как он молчит, я шепчу:

– Точно?

– Точно! – отвечает Кайюк, взглядом бросая мне вызов.

– В начале этой недели Грета Конрад была взята под наблюдение нашими службами. Я лично следил за ней в поезде Париж – Ренн, в котором ехали и вы, предварительно изменив внешность. Верно?

– Нет!

– Вы отрицаете?

– Я отрицаю.

– Это значит, что вы отказываетесь говорить об этом вообще?

– Мсье Ля Палис не смог бы подвести итог более ясно!

– 0'кей! Итак, я продолжаю. Вы загримировались. Следили за девушкой. В поездке принимал участие еще один сообщник. Третий следовал за рулем «Мерседеса»... Я уж не знаю, что вы там наболтали Грете. Но она вышла как будто в туалет, а ваш сообщник выбросил ее на рельсы. Тогда вы поспешили в мое купе, чтобы дернуть стоп-кран. Поезд остановился. Пока я ходил искать труп Греты, вы вместе с сообщником перебрались через насыпь, чтобы сесть в «Мерседес», который вас ждал. Почему вы уничтожили Грету Конрад? Но это загадка второстепенной важности. Другая интересует меня больше, и именно на ней мы остановимся.

– Как хорошо у тебя подвешен язык! – скалит зубы Берю. – Я же...

– Ты же свой прикуси! – выкрикиваю я. Он замыкается в своей обиде.

– Вчера вечером было совершено новое покушение на посольство США на авеню Габриель. Мы убеждены, что ответственность за это преступление несет ваша банда. Так, уважаемый, я говорю вам без обиняков, хотите вы того или не хотите, вы все равно выложите мне все, ясно?

– Не дождетесь, – утверждает Кайюк.

– Я испытываю отвращение к применению крайних мер, но, согласитесь, в данном случае я не имею права колебаться.

– Ты позволишь? – спрашивает Берю, поднимаясь. Он приближается к обвиняемому и начинает снимать куртку. Его намерения так же ясны, как летнее небо. Если я позволю ему вмешаться, то красавчик Серж очень скоро станет похож на мясной паштет.

Кайюк понимает, что пахнет жареным, и нервно теребит свою куртку. Когда Берю поднимает свой кулак в рыжих пятнах, как белые быки Пьера Дюпона, он выдыхает:

– Я хочу вам кое-что сказать!

Я не верю своим ушным раковинам. Уже! Неужели он расколется, этот спесивый тип? Тут что-то не так!

– Пусть мусье говорит! – приказываю я.

Толстый с тоской поглядывает на свои плечи кетчиста.

– Я вас слушаю, Кайюк.

– Я должен сказать вам следующее: вы бессильны против нашей организации. Рано или поздно она одержит полную победу. И, чтобы доказать ваше бессилие, я заявляю вам, что сегодня вечером дом генерала Бигбосса, командующего атлантическими силами, будет гореть!

– Неужели?! – иронизирую я, хотя и с некоторой дрожью в голосе.

– Увидите! А теперь я прощаюсь с вами, мсье! Прежде чем я успел вмешаться, этот недоносок поднес руку ко рту. Он падает как подкошенный.