Смертельная игра

– Для мадам это абсолютно безопасно. Главное для меня – проникнуть внутрь, не привлекая внимания. Как только мы окажемся внутри, она останется в закрытой комнате, пока будет проходить операци...

Он боится рискнуть, рисковый Людовик. Зато его жена рисковая за двоих. Вы думаете, она упустит такую возможность – нарушить обывательскую монотонность своего существования?

– Ты отдаешь себе отчет, наконец, – жалуется он, понимая, что его не услышат, – если кто-нибудь узнает ее в тот момент, когда она будет входить в Цветы, я заработаю репутацию рогоносца!

– Никто ее не узнает, – обещаю я. Он поднимает руки.

– Ты никогда не изменишься, Сан-Антонио. Ты не видел меня десять лет и вдруг сваливаешься мне на голову, чтобы одолжить мою жену, в этом весь ты!

Зарегистрировав это безмолвное согласие, я ввожу Берюрье.

– Ты принимаешь командование операцией снаружи, – говорю я ему. – Необходимо вызвать из Парижа два фургона с двумя дюжинами молодцов. Вы займете исходную позицию вблизи отеля. Кстати, что представляет из себя это заведение? – спрашиваю я друга детства.

Надутый, он объясняет:

– Особняк, увитый плющом, посреди парка.

– Хорошо. Когда я решу, что настало время действовать, – говорю я Толстому, – то привяжу свой платок к оконной ручке, улавливаешь?

– Ясно!

– Тогда появляетесь вы и быстро окружаете отель. Будьте внимательными к запасным выходам.

– Не беспокойся.

– Ни одна душа не должна проскользнуть.

– Пусть попробует!

– Очень хорошо, а теперь принеси из машины мой гримерный набор.

– Зачем?

– Я хочу немного изменить свой внешний вид. Пока он выполняет, я спрашиваю Всемоетвойе:

– Какая у тебя тачка?

– "Студебеккер", – говорит он. Я ласково похлопываю его.

– Не дуйся, вернем мы твою даму в целости и сохранности, Людо. Неужели, старея, ты становишься ревнивцем?

– Ты думаешь...

Тут снова появляется мадам, которая исчезла, чтобы привести себя в порядок.

– Я к вашим услугам!

Это заявление не способно рассеять дурное настроение моего однокашника.

Вы бы меня, ей-Богу, не узнали, если бы видели, как я отправляюсь в путь в элегантном «Студе» рядом с мадам Всемоетвойе. Я вырядился в маленькие усики а-ля Кларк; круглые очки в золотой оправе и всунул в храпелки два маленьких резиновых шарика, которые расширили крылья носа. Это меня изменило до неузнаваемости!

– Я предпочитаю вас в натуральном виде! – говорит по дороге моя спутница.

– Спасибо!

– Это удивительное приключение для такой бедной маленькой обывательницы, как я... В пригороде так скучаешь... Лошадь, теннис... Это утомительно, в конце концов.

Что нужно этой чаровнице, так это атлетически сложенный малыш для утоления ее послеобеденного голода.

Все денежные бабы таковы: время после полудня гибельно для них. Сиеста огромна, она угнетает, если нет посуды, чтобы помыть, белья, чтобы постирать, пола, чтобы натереть воском.

Я въезжаю через широкий открытый портал, увенчанный вывеской в виде полукруглой арки, возвещающей: «Отель – пансион Цветов».

Цветы здесь повсюду. Шикарные, хорошо ухоженные цветники. В конце бетонной аллеи стоит особняк, перед ним эспланада, усыпанная розовым гравием для шарабанов. Я оставляю свой между «Кадиллаком» с открытым верхом и «Бозон-Вердюра» с кузовом Шапрон и, нежно поддерживая свою мнимую спутницу (которая мило попросила называть себя Патрицией) за талию, вхожу в отель.

Огромный чистый холл, окна в мелкую клетку за шторами в мелкую сетку... Старинная мебель норманнского стиля... Все это необычайно богато.

– Никогда не думала, что когда-нибудь попаду сюда! – шепчет Патриция.

К нам приближается дама, хорошо одетая, седеющая, сердечная, очкастая.

– Господа!

Она не задает вопросов. Просто нажимает кнопку, и возникает служанка. Ладненькая и аппетитненькая.

– Проведите этих господ в двадцать третий! – говорит хозяйка.

– Желаете что-нибудь выпить?

– Шампанское, – отвечаю я, играя свою роль.

– Сладкое?

– Сухое!

Обмениваясь этими прекрасными репликами, я фотографирую глазами топографию местности. Более того, я пропитываюсь атмосферой. Очень важно – чувствовать атмосферу!

Я устанавливаю, что особняк разделен на две части: эта – рабочая половина, она побольше. И еще есть крыло, предназначенное для владельцев и служащих. Ставлю Биг Бен против Бим Бома, маленькие друзья, которых я ищу, обитают во второй половине. Меарист поступил правильно, предупредив меня, что его сообщники – друзья трактирщика.

У дамы-приемщицы легкий центрально-европейский акцент, что говорит мне о многом.

– Вы расплатитесь сейчас? – спрашивает она.

– А как же!

Она возвращается к кассе, скромно расположенной в глубине холла за гигантскими филодендронами.

– Сто ф! – говорит она.

Я говорю себе, что молчание стоит дороговато в наши дни и шампанское тоже. Я плачу, и служанка ведет нас наверх.

Апартаменты стоят путешествия. Если бы Мишлин обставлял жилище подобного типа, то в нем стояла бы кровать на четыре лошадки. Все обито цветастым кретоном и обставлено с роскошью. Все радует глаз, все звуконепроницаемое, все симпатично.

Патриция кладет свою сумочку на низкий столик. Она разрумянилась от волнения.