Смертельная измена

— Пожалуйста, приезжайте в Тоскану и поговорите с ней. Прошу вас! Может быть, вы убедите ее вернуться со мной в Германию. Хотя бы на пару месяцев. Может быть, на год. Она пройдет курс лечения, а когда ей станет лучше, мы запланируем, как выйти из этого положения. Мы откажемся от наших квартир и переселимся в другую. Не так, сломя голову, а постепенно. Пожалуйста, приезжайте! Я не вижу никакой другой возможности.

Доктор Нинбург вздохнула, подошла к письменному столу и раскрыла календарь.

— Вам повезло. Я всегда хотела съездить в Тоскану, да только никак не получалось.

— Я позабочусь о жилье для вас и возьму на себя стоимость перелета. С этим проблем не будет.

Доктор Нинбург кивнула и тихонько прищелкнула языком, листая свой рабочий календарь.

— Оʼкей, — наконец сказала она, — на следующей неделе никак не получится, а вот позже я могла бы приехать. На десять дней. Седьмого числа я могла бы прилететь во Флоренцию, а семнадцатого вернуться назад. Потому что если фрау Тилльманн не откажется говорить со мной, то за это время я смогу кое-чего добиться.

У Лукаса будто гора упала с плеч. Хотя бы это. Хотя бы слабый луч надежды. Больше всего ему сейчас хотелось обнять фрау Нинбург, но он оставил эту идею. Он поблагодарил ее со всей сердечностью и записал адрес Ла Роччи. И дал ей номер своего мобильного телефона.

— Итак, до седьмого числа, — сияя улыбкой, сказал он. — Увидимся в Тоскане. Я жду вас!

Лукас чуть не сделал сальто, когда вышел из бюро. Таким легким и исполненным надежд он себя чувствовал.

71

Телефон зазвонил в восемнадцать часов тридцать минут, незадолго до окончания рабочего дня. Нери сидел за своим письменным столом и разгадывал судоку. Уже десятое за сегодняшний день. Рядом с ним стоял секундомер, потому что он делал это на время и пытался действовать все быстрее и быстрее. Это было не так утомительно, как следующая степень сложности, с которой он почти никогда не справлялся.

Нери вздрогнул, когда зазвонил телефон, остановил часы и наморщил лоб. Звонок, прозвучавший всего за несколько минут до того, как он хотел собрать вещи и уйти домой, ничего хорошего не предвещал.

Он ответил, и тон его был далеко не любезным. Тот, кто звонил, должен был понять, что мешает серьезной работе.

Это оказалась Габриэлла, в полном расстройстве и панике. Такой он ее не знал.

— Бабушка пропала! — кричала она в телефон. — Уже три часа, как ее нет. Прежде чем потревожить тебя, я искала ее повсюду, везде спрашивала. Никто ее не видел. Может, она блуждает по лесу и не может найти дорогу домой? Боже мой, Нери, что же делать? Она же не может ночевать на улице!

— Нет, конечно, нет. Расскажи спокойно, Габриэлла. Для волнения повода нет!

Когда Габриэлла теряла самообладание, он очень нравился себе в роли спокойного, уравновешенного человека, всегда сохраняющего холодную голову.

— Нет повода для волнения? — взвизгнула Габриэлла. — Ты что, шутишь? Моя мать больна, Донато! Она не помнит, как ее зовут и где она живет. Она не найдет дорогу назад, даже если пойдет к пекарю через три дома. А сейчас она сидит где-то в лесу одна-одинешенька и, наверное, ужасно боится. Вокруг нее хрюкают дикие свиньи, трещат ветками олени, а у нее нет с собой ни крошки хлеба, ни капли воды. И на ногах у нее всего лишь домашние тапочки. Может быть, она умрет там, в лесу, а я не должна волноваться?

Неделю назад Габриэлла неожиданно вернулась из Рима. На машине, забитой вещами под самую крышу, и с матерью на сиденье рядом с водительским.

— Ты же знаешь, как я люблю Рим, — объяснила Габриэлла ошарашенному мужу, который молча вынимал бабушкины чемоданы, сумки, ящики, кульки и пакеты из машины и ставил на тротуар. — Если бы все было так, как я хочу, я бы осталась там еще на несколько недель, да что там — месяцев…

«Как лестно! — подумал Нери. — Она, похоже, так истосковалась по мне, что совсем сошла с ума!»

— Но не получилось, — продолжала Габриэлла. — Мама не соображает, что делает, и представляет собой опасность для себя и для других. Я вынуждена была целыми днями сидеть дома и стеречь ее. А здесь я могу делать это лучше, чем в Риме. Поэтому я решила взять ее с собой.

В этот момент Нери хотелось крушить все подряд — настолько он разозлился. Хуже этого придумать было невозможно. Это было самое распоследнее дело! Габриэлла просто поставила его перед фактом. Теперь, с этого момента, его жизнь станет просто невыносимой. Каждое утро он с отвращением будет идти в бюро, а вечером — с отвращением возвращаться домой, потому что там его теща будет чавкать за ужином, а потом сидеть в его кресле перед телевизором и рассказывать о старых временах. Потому что болтала она беспрерывно. Ее долгосрочная память функционировала великолепно, вот только кратковременная стерлась. Поэтому он ничего и не заметил, хотя время от времени говорил с ней по телефону.

Она вышла из машины, широко улыбнулась, похлопала его по щеке и сказала:

— Мальчик, мальчик, мальчик… Ты стал таким худым! Тебя что, дома не кормят?