Смертельная измена

Три года назад она почувствовала, что силы ее заметно тают. Внутри нее начал разрастаться рак, и она утратила всякое желание жить. Она просто не знала, ради чего бороться. Во всяком случае, не ради сына, который жил во Флоренции, относил себя к сливкам общества и месяцами не приезжал к ней. В принципе, он появлялся только тогда, когда этого невозможно было избежать. На Рождество или на ее день рождения. Она чувствовала, что он делает это с явным отвращением. Он, выполняя сыновний долг, переносил мать с кресла в туалет, застилал ее постель, заваривал чай и на завтрак покупал ей свежее пирожное — сахарную ракушку. Он включал телевизор и убирал в квартире. Но при этом почти не разговаривал с ней. Он не рассказывал о Флоренции, и Альбина ничего не знала о нем самом. Ей было интересно, есть ли у него подруга, но если она заговаривала об этом, он только пожимал плечами: «Иногда появляется то одна, то другая, мама. Ничего серьезного, не стоит об этом даже говорить».

Он казался ей чужим человеком. Даже соседку Розиту, дотторессу и священника, которые регулярно к ней заходили, она знала лучше.

Для Альбины не было секретом, что Стефано, отправляясь за покупками, время от времени брал деньги из ее портмоне и пару евро из пенсии, когда получал ее на почте. Она отдала бы последнюю рубашку, если бы сын попросил, но он этого не делал. И она никогда не слышала от него слов сочувствия.

Поначалу она принимала лекарства, которые ей выписывали, два раза прошла химиотерапию и облучение, которое забрало последние силы. Но потом забросила все это, и больше не обращалась к врачам. Ее жизнь была окончена.

Каждый вечер Розита, жившая напротив, заходила на полчаса, чтобы вымыть ее и уложить в постель. Время от времени Розита читала ей вслух газету, если случалось что-то, заслуживающее внимания. Розита была на десять лет старше Альбины, но крепкая и здоровая. У нее было трое детей, которые жили в Милане, Риме и во Флоренции и регулярно приезжали на праздники домой.

«Что-то в своей жизни я сделала неправильно, — часто думала Альбина. — Господь наказывает меня за грех, о котором я не знаю».

Этим летом Альбина поняла, что сама уже не доберется до двери, чтобы выйти на улицу, посидеть на солнышке и послушать канарейку Розиты. Канарейка качалась в маленькой позолоченной клетке перед кухонным окном Розиты, когда погода была достаточно теплой.

Альбина любила птиц. Десять лет назад, за два года до своей смерти, Адольфо солнечным весенним днем привез ей из зоомагазина в Сан Джованни Бео. Этот говорящий золотоухий скворец уже полтора года ждал там своего покупателя, и для Адольфо было невыносимо слышать его грустную песню, когда он снова и снова подражал дверному звонку. Может быть, он чувствовал, что именно оттуда придет его спасение.

В зоомагазине его называли Бео, и это имя осталось за ним даже дома, в семье Топо.

Альбина полюбила его с первой минуты. Она баловала его и каждый день разговаривала с ним. И уже вскоре Бео говорил «buongiorno», если кто-то заходил в комнату, и «grazie», когда ему давали кусочек яблока или персика, просовывая их через прутья клетки. Он высвистывал первые такты национального гимна Италии и умел булькать и шипеть, как эспрессо-машина.

Адольфо получал удовольствие от того, что учил Бео ругательствам. Он и сам много и с наслаждением ругал все и всех вокруг. Поэтому неудивительно, что вскоре Бео усвоил ругательство «stronzo»[32] и начал приветствовать гостей словами «Buongiorno, stronzo!».

Многих это смешило, и они от души хохотали. За исключением одного человека — Стефано. Ему казалось, что скворец обращается к нему лично и специально его оскорбляет. Казалось, что птица ненавидит его. Еще хуже стало, когда Бео научился подражать смеху хозяйки. Бео пел и болтал в своей клетке или засыпал на плече Альбины, а у Стефано все чаще возникало желание свернуть ему шею.

Вечером невыносимая боль едва не свела Альбину с ума. Она попыталась дозвониться Стефано, но тот не брал трубку. Она снова набрала его номер, но он отключил мобильный телефон.

И Альбина стала молиться о том, чтобы ее мучения в этом мире наконец закончились.

Пока она еще могла ходить, то спала наверху в своей спальне, единственной комнате, в которой было небольшое окно на запад, откуда открывался вид на площадь. Теперь даже этого у нее не осталось. Стефано разобрал кровать, которую она на протяжении тридцати двух лет делила с Адольфо, и перенес ее вниз, в гостиную, чтобы Альбина могла добраться до ванны, не спускаясь по лестнице.

Она уже полтора года не видела пьяццу и только слушала музыку, когда люди три вечера подряд танцевали на Festa della Lumaca.[33] И великолепный фейерверк в последний вечер праздника она тоже не могла увидеть. Все закончилось. В принципе, она была уже мертвой.

Тоска по сыну разрывала ей сердце. Ей хотелось попрощаться с ним и сказать ему, что она его любит. Она всегда любила его. Каждую секунду своей жизни. У нее оставалось очень мало времени, а Стефано не отвечал.

«Боже, — думала Альбина, — почему ты оставил меня?»