Смертельная клятва

Я не ожидал, что она будет такой брезгливой по этому поводу. Не учитывая то, что я о ней знаю. Но опять же, это соответствует тому образу, который у меня сложился о ней, когда я впервые ее встретил — избалованную, изнеженную принцессу, которую вырвали с корнем из прежней жизни и поместили в лачугу. Прекрасно воспитанное существо, совершенно не готовое ни к работе, ни к трудностям, ни к заботе о себе.

Но с тех пор я заметил проблески, которые заставили меня задуматься, была ли такая характеристика Сабрины полностью верной, например решимость искоренить источник пугающих ее звуков. Ее постоянные попытки завести друзей в Риверсайде. Ее готовность выйти на улицу и насладиться местным колоритом, когда я приглашал ее на свидания.

И то, какая она была в постели…

Моя челюсть напрягается, член дергается, когда я стараюсь не задерживаться на этих мыслях слишком долго. Но их трудно изгнать. Воспоминания о Сабрине на спине, на коленях, выгибающейся, стонущей, умоляющей, были со мной каждый день с того момента, как все произошло. Она не была принцессой в постели. Она не вела себя как испуганная девственница. Она нервничала, но оказалась на высоте и встретила мою страсть с желанием, которое почти соответствовало тому, как сильно я ее желал.

Она не хотела признаваться, как сильно ей нравилось мое обращение с ней, но опять же, я знал немало женщин, которые не спешили признавать, что им нравится, когда в спальне с ними обращаются как со шлюхой.

— Что ты с ним сделал? — Наконец спрашивает Сабрина. — С человеком, которого ты допрашивал.

— Я отправил его туда, откуда он пришел. Живым, — многозначительно добавляю я. — Он скоро поправится. И я получил то, что мне нужно было знать.

— Но ты не собираешься поделиться этим со мной.

— Ты в безопасности, Сабрина, — твердо говорю я ей. — Я позабочусь об этом. Я не хочу, чтобы ты тратила все свое время, зацикливаясь на этом. Человек ушел, и я позабочусь, чтобы тебя больше не беспокоили.

Она откидывается на сиденье грузовика, поджимая губы. Я вижу, как она перебирает что-то в своей голове, и наконец кивает, резко вздыхая.

— Я очень ценю, что ты заботишься обо мне, — тихо говорит она. — Я просто… я не хочу зависеть от тебя. Я приехала сюда, чтобы жить своей жизнью. Делать что-то для себя. И ты уже слишком много раз меня спасал.

— Или просто нужное количество раз, — возражаю я, слегка ухмыляясь. Сабрина закатывает глаза, но не спорит, и я считаю это победой.

Когда мы подъезжаем к офисному зданию в Луисвилле, Сабрина хватает свою сумочку.

— Я пойду одна, — быстро говорит она, прежде чем я успеваю предложить пойти с ней. — Я напишу тебе, когда закончу, хорошо?

— Конечно, — приветливо говорю я ей. — Просто дай мне знать.

Я не ожидал, что она захочет, чтобы я пошел с ней, и это к лучшему, учитывая тот факт, что у меня назначена собственная встреча. Как только я узнал, что Сабрина хочет, чтобы я отвез ее в Луисвилл, я позвонил своему знакомому и договорился о встрече, пока она будет занята.

Этот контакт встречается со мной в маленьком баре в менее пикантной части города, в одной из тех забегаловок, где в этот час только два старика, сгорбившись над пинтой пива, бормочут в пиво и щурятся на дневной свет.

Я открываю дверь, чтобы войти.

Мужчина, с которым я должен встретиться, сидит за задним столиком, перед ним стакан воды, на лоб надвинута бейсболка. Я сажусь напротив него, и он слегка запрокидывает голову.

— Бреди. — Он немного спотыкается из-за фамилии, и я его не виню.

— Коннелл. — Поприветствовал я, опираясь локтями на стол, сохраняя низкий голос. — У тебя есть то, что я просил?

Он смотрит на меня из-под полей кепки.

— Немного странная просьба, но у меня для тебя это есть. — Он лезет в карман куртки, вытаскивает сложенный конверт и кладет его на середину стола. Его рука остается на нем до тех пор, пока я не достану такой же конверт, на этот раз наполненный деньгами, и не положу его рядом с тем, на котором остается его рука. Он берет деньги, а я беру конверт, который он держал, и приоткрываю его, заглядывая внутрь.

Таблетки, которые я просил, здесь. Я киваю и кладу их во внутренний карман своей кожаной куртки.

— Я не собираюсь спрашивать, для чего они тебе нужны, — сухо говорит Коннелл. — Не мое дело, честно говоря. Тебе от меня еще что-нибудь нужно?

Я качаю головой.

— Я ценю, что ты так быстро все сделал.

— Все что угодно, для старого друга. — Коннелл усмехается, улыбка не совсем встречается с его глазами, и я прекрасно понимаю, почему. Мы с Коннеллом уходим далеко в прошлое — отчасти благодаря ему мне удалось получить должность шерифа в Риверсайде, но такие люди, как мы, никогда не могут считать друг друга друзьями в самом чистом смысле этого слова. Всегда существует возможность предательства, бремя слишком большого количества тайн, осознание того, что мы оба находимся в мире, который побуждает нас заботиться о себе.

Коннелл также знает, что я могу с ним сделать, если он когда-нибудь нападет на меня. Так что я не беспокоюсь об этом. Но это знание само по себе делает невозможным настоящую дружбу между нами.