Смертельная красота

Повернулась к закиданной вещами кровати и вытянула из кучи самую первую кофту, которую примерила. Удобная любимая вещь идеального серого цвета! «Пошел бы ты к черту, Черный!» – улыбнулась Смородинова своему отражению.

Победа была недолгой, потому что мысли о «важняке» не выходили из головы.

– Ты надухарилась? – ведет носом Тихомиров.

– Нет, с чего бы? Порошок так пахнет, – поджимает губы Катя, прыснувшая на себя перед выходом из пыльного флакона, стоящего на полочке в прихожей.

– Ну ладно, – кивает Витек, заводя машину.

Поручения от Черного поджидали оперов в дежурной части. Непонятно, когда следователь успел их составить, напечатать и принести.

– И еще на словах вам просили передать, что совещание в три, – говорит дежурный. – Вы следаку свои номера дайте, что ли, я вам здесь не передатчик. У меня своих дел полно.

– Че ты бухтишь все время, Мишаня? Попросили – передал, молодец.

Катя берет бумаги.

– Чаю попьем? – предлагает Витек, которому Нелька объявила семейный бойкот за вчерашнее.

– По дороге перехватим.

Катя первой шагает обратно на выход.

Навигатор приводит их к ближайшему университету за десять минут. Здание, построенное в тридцатых годах прошлого века, доминирует, хотя рядом располагаются более современные и высокие. Университет основательный, добротный, с колоннами и крытой галереей перехода между корпусами. Кажется, что он не был построен, а вырос на этом месте, как дуб среди осинок.

Витек лезет в карман за удостоверением.

– Доброе утро!

– Полиция, – говорит Катя, видя, как напрягается за турникетом охранник.

– По какому вопросу?

Мимо идут студенты, не обращая внимания ни на кого. Привычно проходят дальше, открывая турникет карточками. На полицейских и охрану внимания никто не обращает – пусть взрослые занимаются своими делами.

– По важному, – машет Тихомиров раскрытым удостоверением.

– Мне надо доложить, – настаивает охранник.

Смородиновой надоедает торчать на проходной.

– Девушку эту узнаете?

Капитан протягивает свой смартфон с фотографией неизвестной из парка. На фото только лицо и плечи жертвы. Не стоит сразу пугать людей видом изуродованного тела.

– Лицо знакомое. Вам надо не ко мне, а в ректорат. Это на втором этаже. По лестнице налево и до конца коридора. Там табличка будет.

– Нет, ну какого черта? – бухтит Тихомиров, поднимаясь по ступеням. – Как будто мы лично к нему пришли!

– Вить, человек свою работу делает. Мало ли кто мы такие.

– Я тоже делаю свою работу.

Кате хочется поспорить, выплеснуть напряжение, которое копилось внутри. Заменить недовольство собой на недовольство кем-то еще. Но они слишком быстро оказываются перед нужной дверью.

– Это Алина Браун, я веду у ее потока профильную литературу, – говорит представительный мужчина в модных очках с широкой пластиковой оправой. – Только ее неделю уже почти на лекциях нет.

Катя убирает телефон в карман куртки.

– Часто она отсутствует?

– Только по болезни. Алина серьезно относится к занятиям… А что, собственно, случилось?

– Нам бы поговорить с тем, кто был с ней ближе всех.

– Это вам лучше у куратора ее группы узнать… А почему вы так странно говорите: «был»?

Мужчина поправляет очки на переносице.

– Позвоните, пожалуйста, куратору, – просит Смородинова.

– Ну, а я тогда пойду к охране, – с какой-то нехорошей улыбкой говорит Тихомиров. – Раз у них пропускная система, пусть найдут, когда эта Браун пользовалась пропуском последний раз.

* * *

– Что? – девушка зажимает рот рукой.

На ее юном, почти детском лице появляется растерянность. Она хлопает большими карими глазами, будто пытаясь сморгнуть попавшую соринку. От новости о смерти подруги кружится голова, а желудок сжимается болезненным спазмом.

Свету выдернули прямо посреди пары. И оглушили сообщением, что Алины больше нет.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Я не помню.

– Неделю назад? Больше? – Катя старается говорить мягче.

Им для беседы выделили пустующую аудиторию. Странно сидеть в огромной аудитории вдвоем. На длинной доске – какие-то формулы и цифры, наполовину стертые сухой тряпкой. На партах – записи и примитивные рисунки. На полу – смятые бумажки.

– Да, где-то с неделю, – кивает Света. – Дней пять точно.

– Вы с ней в одной комнате жили в общежитии?

– С первого курса.

– И вас не удивило, что Алина пропала?

– Я же не думала, что такое случилось! Я думала, им там хорошо! А он! Я ведь… Алинка…

Слова застревают в горле, перехваченном осознанием потери, мешаются с подкатившими слезами. Девушка смотрит на оперативницу, но ничего не видит. Ее плач превращается в истерику с причитаниями. Добиться от нее хоть каких-то вменяемых ответов не получается.

«Вот же идиоты! – думает тем временем Смородинова, пережидая приступ плача свидетельницы. – В первом же ВУЗе! В первом! Что за издевательство? И ведь ткнет нас в это мордой! И будет прав!» Хотя Катя понимает, что даже если бы им повезло опознать убитую в последнем по списку учебном заведении или как-то еще, все равно – они начали шевелиться лишь после приезда столичного следователя.

* * *