Смертельная красота

Покровский переулок – не самое лучшее место в городе. Райончик старой застройки, скучные однотипные пятиэтажки, смотрящие друг на друга через улицу. Во дворах металлические, убогие по современным меркам, но добротные качели и погнутые горки, которые летом нагреваются до состояния сковороды. Тесные подъездные дороги, не рассчитанные на обилие машин. Газоны, затоптанные и загаженные собаками. Какие-то небольшие клумбы с лебедями из старых шин. Скамейки с нацарапанными именами и ругательствами. Такой район, в котором выросло большинство. Все знакомое, родное и опостылевшее. Если летом и весной здесь еще как-то скрашивают тоску деревья, то осенью и зимой хочется выть на луну и свет редких фонарей.

Только влюбленная парочка, кажется, не замечает ни убогости Покровского переулка, ни сквозняка, гуляющего от улицы до улицы, ни слякоти от внезапной оттепели. Они идут, держась за руки. Оба в коротких объемных куртках, чем-то похожие друг на друга. Подвернутые джинсы открывают тощие подростковые щиколотки, торчащие из кроссовок.

– Ну ты че? – томно говорит девушка.

– Ну давай, – ломким еще голосом вторит ей парень.

Они то и дело останавливаются и жадно впиваются друг другу в губы. Девушке приходится вставать на цыпочки, а парень не делает ничего, чтобы ей стало удобнее.

Они встречаются всего две недели, но ему хочется, чтобы она не просто засасывала в свой рот его язык. Холодные пальцы подростка скользят под куртку подружки. Она хихикает, но не отходит ни на шаг.

– Холодно!

– Хочешь, чтобы тебе стало жарко?

Он хочет показать, насколько крут, но в каждом его слове читается неуверенность первого раза. Окрыленный тем, что девушка не сопротивляется, а лишь игриво смотрит ему в глаза, парень идет дальше. Его пальцы забираются под широченный свитер, касаются футболки. Так далеко с ней он не заходил. А то, что было в прошлом году с одноклассницей, можно забыть как самый позорный случай в жизни.

Девушка подается ему навстречу, помогая холодной ладони обхватить свою грудь, упрятанную в лифчик с таким большим количеством поролона, что она не чувствует прикосновения. Зато ощущает, как под задранную курточку пробирается ветер.

– Идем ко мне? – севшим голосом предлагает она.

Ее дом совсем рядом, в паре шагов. И родаков нет. Батя на вахте, а маман пошла к подружке. Ну или не к подружке. Какая, собственно, разница? Сколько можно вот так вот ходить за ручки и сосаться на улице? В конце концов, пора уже завязывать с невинностью – и так затянула. Уже все подружки поменяли по несколько парней, а она все ходит целочкой.

– Ага.

Парень не верит своему счастью – ему даже не пришлось ни о чем просить.

Они снова целуются, сплетаясь языками. Желание у обоих такое огромное, какое бывает у подростков, только-только начавших понимать свое тело и тело другого.

Парень чуть не кубарем летит на асфальт, споткнувшись.

– Да какого хрена ты ноги растопырила!

Вся романтика испаряется, как только подростки осматриваются. Занятые своей любовью, они шли по Покровскому переулку, гладя и трогая друг друга. Ничто вокруг не интересовало их от слова «совсем». И вот парень в неясном свете далекого фонаря споткнулся о ногу лежащей на скамье женщины.

Поднимаясь с тротуара, он все продолжает бубнить ругательства. Такое нелепое падение не добавляет ему очков в крутости. «Как лох последний», – успевает подумать он, разворачиваясь к скамье, чтобы высказать все лежащей на ней женщине.

– Бли-и-ин, – выдыхает парень, увидев картинку целиком.

В следующий миг его начинает рвать. Безобразно, с судорожными вздохами между позывами, грязно и обильно. Носки кроссовок оказываются забрызганы, ошметки непереваренной пиццы разлетаются вокруг. Ему уже не до уединения с подружкой.

Лежа на скамье, женщина свесила одну ногу, о которую запнулся юный влюбленный. Она обнажена и мертва. Мертва без всяких сомнений. Потому что ее грудь кажется вывернутой наизнанку. Лоскут кожи, прикрывающий грудину, свернут в рулончик и уложен на шее. Кости проглядывают сквозь тонкий слой мышц. Острый подбородок задран вверх. Глаза прикрыты. А губы в немом крике обнажают ряд чуть неровных нижних зубов.

– Твою мать! Твою мать!

Парень вытирает тыльной стороной перепачканные губы. Он не может отвести взгляд от голой мертвой женщины, лежащей посреди улицы. Желудок его снова сжимается, наполняя горечью рот. Подросток в два гигантских шага оказывается на лужайке и снова сгибается пополам.

Девушка вынимает из кармана телефон и набирает короткий номер. На своего избранника она смотрит с жалостью и презрением. «Хорошо, что я ему не дала», – думает девушка, выслушивая записанный голос, предупреждающий о записывании звонка.

– Лейтенант Свиридов, слушаю вас, – говорит телефонная трубка.

– На Покровском на скамейке лежит мертвая женщина. Между домами одиннадцать и двенадцать. Вы приедете?

Ее губы дрожат, но лишь от холода. Сырой промозглый ветер, кажется, лишь сейчас стал иметь какое-то значение.

– Вы уверены, что она мертва? В «Скорую» звонили? – допытывается лейтенант Свиридов.