Смертельная любовь

«В последние десять лет мы заметили: все, чего мы ни пожелаем, рано или поздно осуществляется… И однажды мы сказали друг другу, что будем желать и делать одно добро. И тогда на свет появился наш ребенок. Мы были сверхсчастливы и в то же время ощущали большую ответственность… Мы почувствовали, что время отложить все споры и все попытки осуществления наших проектов – Весна очищения была в наших умах. Мы сделали множество ошибок и еще продолжаем их делать. Прежде мы тратили много энергии, чтобы достичь чего-то, о чем думали, что нам это нужно, удивляясь, почему не получается, и лишь теперь понимаем, что одному из нас или обоим на самом деле это не нужно… Зато мы обнаружили, что если оба в унисон желаем чего-то, это случится быстрее… Мы начали желать и молиться. То, чего мы стремились достичь под знаком борьбы и победы, стало получаться через простое желание. Желание – более эффективная вещь, чем развевающиеся флаги. Это работает. И это подобно волшебству».

Письмо было названо «Письмом любви от Джона и Йоко людям, которые спрашивают нас, что, когда и почему…». Оно разослала его в виде рекламы, стоившей 18 тысяч долларов, в газеты Нью-Йорка, Лондона и Токио, вызвав недоумение одних и осуждение других. Наверное, эти деньги можно было потратить с большей пользой для «людей, которые спрашивают». Тем более, что Джон Леннон в глазах этих людей являлся «совестью поколения». Впрочем, и Йоко можно понять. «Звезды» не могут допустить людей в свою истинную жизнь, но и допустить, чтобы люди их забыли, они тоже не могут. Они должны сохранять свою привлекательность для публики. Йоко как мастер информационного перформанса знала, что делать.

Настал период, который было предложено именовать «Безмолвием любви».

Что скрывалось за красивыми словами, было известно немногим.

* * *

После эпизода с Мэй Джон Леннон вернулся в дом усталым, одиноким человеком.

Вдохновение покинуло его. Он был богат и мог иметь все, что пожелает. Но он жил в предельных и запредельных состояниях ментально, физически, сексуально, психологически и – перегорел. Чувства его обратились в пепел. Он, поэт и музыкант, не мог больше писать, не мог петь, не мог дарить счастье – потому что не мог больше испытывать счастье.

Когда родился маленький Шон, для публики было придумано, что Джон стал «кормящим отцом». Отчасти так и было. Джон сам следил за распорядком дня сынишки, за его сном и кормлением, и даже научился печь хлеб. Йоко вывозила семью в Японию. Кое-что Джону нравилось, он начинал чем-то активно заниматься: кататься на велосипеде, фотографировать. Однако львиную долю времени он проводил в постели, впав в прострацию.

Прострация обессиливала его. Когда ему становилось лучше, читал книги по истории, религии, пытался рисовать, художественные проекты роились в его голове. Он задумал писать книгу. Чарльз Сван тут же предложил название: «Путеводитель Джона Леннона в садах бисексуальности». «Использую, – отозвался Джон. – Это будет дневник: наблюдения, комментарии, юмор». Сперва писал каждый день, через несколько дней забросил, листочки исчезли куда-то, юмора недостало. Все начиналось сначала.

Днями и ночами он не выходил из спальни, не произнося иногда ни единого слова, только переключая каналы телевизора. Лучше, если это была реклама. Все остальное вызывало боль.

Боль – ключевое слово его жизни. Прежде он умел перевести ее в творчество. Теперь он был нем, и боль разрывала его.

В 1980-м, его последнем году, интервьюер спросит его: «В чем драма вашей жизни?» Джон ответит: «Драма – в самой жизни. Это просыпается каждый день и проходит через каждый день».

* * *

Острый внутренний кризис был, по всей вероятности, кризисом перерождения. Только так, через боль, можно было из модной суперзвезды шоу-бизнеса перевоплотиться в большого художника. Может быть, ему не хватило времени.

Приходя в себя, Джон трезво оценивал происходящее. «Было время в моей жизни, – говорил он, – когда мне нужно было все самое-самое. Все. Ничто не останавливало меня. Ни смерти друзей, ни советы людей, которых я любил, ни сигналы опасности, которые вспыхивали передо мной: чрезмерная выпивка, чрезмерное курение, арест (за марихуану – О. К. ), едва знакомые женщины, укладывавшие меня в постель, предательство и обман людей, которых я почти не знал. Все, что я знал: БОЛЬШЕ, БОЛЬШЕ, ЕЩЕ БОЛЬШЕ. И получал. Ради этого я готов был стараться любой ценой. Но какова цена? Я раздирал себя на куски и раздавал их кому угодно и где угодно. У примитивов есть поверье, что фотография содержит душу. Знаешь, как много фотографий я раздал? Миллионы пластинок с моим изображением проданы, они тоже – куски меня».

Речь Джона приводит в своей книге «Дни Дакоты» Джон Грин, он же Чарльз Сван, нанятый Йоко, чтобы предугадывать и предотвращать удары судьбы.