О себе говорил, что долго, лет до тридцати, был способен на сумасбродные поступки – из тех же тайных, глубоких и противоречивых чувств.
Пятнадцатилетним подростком влюбился в Дуню, сестру невесты брата. Первый поцелуй принес, по его признанию, «ужас блаженства».
А когда Настя, уже ставшая женой брата, шутливо заключила подростка в объятья, это привело его в бешеное волнение.
Болезненная привязанность к бытию и ко всем его проявлениям – это и породит в нем художника.
«Все мучает меня своей прелестью».
Прелесть женского – манок, который многое определит в личной и творческой судьбе.
Вошли в большой, но страшно душный, горячо накаленный за день солнцем номер с белыми опущенными занавесками на окнах и двумя необожженными свечами на подзеркальнике, – и как только вошли и лакей затворил дверь, поручик так порывисто кинулся к ней и оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой…
Вера Муромцева – статная красивая незнакомка с обликом мадонны, светлым и точеным, будто мраморным.
Иван Бунин – «новая восходящая звезда», как сообщит Вере, когда услышит фамилию Бунин, ее великосветская мать, бывшая в курсе всех новостей.
Он читал свои стихи на литературном вечере в одном московском доме.
Она чуть опоздала. Взбежав на четвертый этаж, остановилась в дверях, чтобы перевести дух. Увидела в передней гору одежды. Услышала голос, читавший просто, но так, что картины вставали перед глазами как живые. После чтения хозяйка пригласила гостей перекусить. Перекусили – и дом быстро опустел. Вера остановилась в дверях в раздумье, куда пойти. Бунин подошел к ней.
«Как вы сюда попали?»– «Так же, как вы». – «Но кто вы?» – «Человек». – «Чем вы занимаетесь?» – «Химией». – «Как ваша фамилия?» – «Муромцева». – «Но где же я могу вас увидеть еще?» – «Только у нас дома. Мы принимаем по субботам. В остальные дни я очень занята».
Они станут видеться каждый день. Вместе завтракать. Ходить по концертам и выставкам. Совершать долгие прогулки вдвоем.
Ему нравится, что ее пальцы обожжены кислотами.
Ей – что у него синие глаза.
Она спасет его.
Любовная его жизнь до сих пор не задавалась.
Девятнадцатилетним ввергся в пылкую связь с Варварой Пащенко.
Их познакомила издательница «Орловского вестника» Надежда Алексеевна Семенова, сама влюбленная в Бунина и таившая свою влюбленность. Шли переговоры о его работе в «Орловском вестнике». Квартировал у нее же. Однажды утром к завтраку вышла высокая девушка. Оказалось, вчерашняя гимназистка, дочь состоятельного врача, имевшего практику в Ельце Орловской губернии. Красивая, самостоятельная, умная, насмешливая, принимавшая участие в деятельности «Орловского музыкального общества».
«Одним из самых сложных и мучительных наслаждений была для меня музыка. Когда она играла что-нибудь прекрасное, как я любил ее! Как изнемогала душа от восторженно-самоотверженной нежности к ней!» – писал Бунин в «Лике». Прообраз Лики – Варя.
Она играла на рояле и пела романсы Чайковского – он терял голову.
Они сблизились. Четыре года бурных отношений изобиловали негой и нежностью, обидами и разрывами, пониманием и непониманием. И – попыткой Бунина выброситься из окна гостиницы «Тула». Они жили вместе и порознь, она то давала поводы для ревности, то ревновала сама, он делал предложение – она отвечала отказом, он уходил – она звала обратно, он писал рассказы и пытался забыться, понимая, что ничего из их совместной жизни не выйдет.
Он решил поговорить с родителями Вари и отправился к ним в Елец. Мать не приняла, разговор с отцом был мучителен, отец вел себя так, словно богатый граф, чьей дочери домогается нищий бастард. Он говорил, что Бунин Варе не пара, что он бродяга (буквально!), ниже ее по уму и образованию, какое он имел право дать волю своему чувству! Встречу закончил так: «До свиданья! Все, что от меня зависит, сделаю для того, чтобы расстроить этот брак».
Из письма Бунина старшему брату Юлию (он звал его Юрой): «Милый Юричка, я бы тебе раньше написал, но несколько дней после этого известия я ходил совсем мертвецом, все равно я не мог бы тебе сказать, что я вынес. Да и теперь не могу. А дело было так: Евгений в одну из наших прогулок сообщил мне, что слышал в Ельце, что она вышла замуж за какого-то доктора (теперь-то он говорит, что врал про доктора – слышал про Бибикова). Я, конечно, остолбенел от такой вести, но затаился и поехал в Елец, решившись на все, чтобы узнать. Но узнал нечаянно: у парикмахера Николаева, тот, кто стриг меня, спросил… бывал ли я на Святой на любительских спектаклях. Меня так и передернули эти любительские спектакли и я уж с задавленным голосом стал расспрашивать, кто играл. “Г-жа Буцкая, г-жи Пащенко, мать и дочь, та-с, что вышла замуж за молодого Бибикова”… Я помертвел буквально… На вокзале у меня лила кровь из носу, и я страшно ослабел. А потом ночью пер со станции в Огневку и, брат, никогда не забуду я этой ночи! Ах, ну к черту их – тут, очевидно, роль сыграли 200 десятин земельки…»