Смертельная ночь

— Нет. Как там говорится? В жизни есть только две обязательные вещи — смерть и налоги. Да и то — налоги можно не платить, если не хочешь. Тогда тебя посадят в тюрьму, где ты умрешь. Нет, я не должна никуда идти.

Отчего-то она чувствовала страшную усталость. И еще ей не хотелось снова столкнуться с Эйданом Флинном, хотя она не знала, почему она его так боится. Если Флинн поселится возле города, то встреч все равно не избежать и придется научиться справляться со своим страхом, потому что она не позволит никому изменить ее жизнь, ее привычки, ее друзей.

Не то чтобы она всегда торчала на Бурбон-стрит. Все местные знали: Бурбон-стрит — для туристов; за настоящим блюзом или в бар с атмосферой подлинного Юга нужно отправляться на Френчмен-стрит.

Но Винни играл на Бурбон. И многие из ее друзей ходили на Бурбон, чтобы послушать его. И сказать по правде, любой музыкант, ищущий постоянную работу, которая приносила бы приличный доход, почитал за счастье получить контракт на Бурбон-стрит.

— Отлично! — Мейсон ткнул в нее обвиняющим перстом. — Не ходи, если ты хочешь разбить сердце Винни. Уж как он вчера огорчился, потому что тебя не было, когда он пел свою новую песню!

— Да ладно, будто он не знает, что большей поклонницы, чем я, у него нет, — возразила Кендалл.

Но в душе она должна была признать правоту Мейсона. Винни был очень раним в том, что касалось его музыки. Что поделать — артисты! Она и сама когда-то собиралась податься в артистки, а потом… борьба за выживание заставила забыть мечты. Но и ее дело ей нравилось. И ей даже нравилось своим «даром» помогать людям, когда им было плохо, больно или просто требовалась дружеская поддержка. Ей слишком хорошо были известны разочарование и обиды. Это было одной из причин, почему она так любила Амелию.

— Юная леди, — сказала ей как-то Амелия, — никогда никому не позволяйте вас унижать. Вы сильны и талантливы, чего бы вам ни говорили и чего бы ни делали. Жизнь — это борьба. Вы должны знать, когда стоит отступить, когда стоит атаковать. Вы должны знать себя, знать себе цену.

Иными словами, Амелия научила ее скрывать от других свои слабости.

Амелия столькому ее научила…

— Мейсон, Винни — мой лучший друг, но… — Ее голос осекся. Зачем она ранит чувства друга, когда жизнь и так их ранит на каждом шагу? Мейсон посмотрел на нее. Он умел так посмотреть, что она сразу чувствовала себя дешевкой, хныкающей трусихой, предающей лучшего друга. — Хорошо, сдаюсь. — Она подняла руки.

Если в выходные все бары на Бурбон-стрит ломились от посетителей, то в будни все было наоборот. Дела шли уже лучше, но до прежнего было еще далеко. Должны были пройти годы. Все местные это понимали. Но пусть даже и так, зазывалы не жалели труда.

— Три напитка по цене одного! — голосил человек-сандвич на Ибервилль-стрит, всовывая им флаерсы. — Ах черт, да это ты, Мейсон!

Мейсон рассмеялся.

— Извини, Брэд. Мы идем слушать Винни.

Кендалл тоже узнала Брэда Хамфриса. В баре у Брэда живая музыка играла только на выходных, в остальные дни он вынужден был крутить диски. Он работал за десятерых, чтобы выжить: он был и менеджер, и бармен, и диск-жокей, и зазывала-сандвич на улице.

Она взяла Мейсона под руку и улыбнулась Брэду.

— Мы зайдем на минутку.

— Да? — выгнул бровь Мейсон.

Она кивнула.

— Спасибо, — обрадовался Брэд.

Несколько человек, скучая, сидели у стойки. Даже механический бык, казалось, скучает, всеми забытый.

— Вообще у Брэда постоянные посетители из местных, — сказал Мейсон, когда они забрали свои напитки и уселись за столик.

— О чем это ты? — удивилась Кендалл, оглядывая почти пустой бар.

— Копы, — ответил Мейсон.

Кендалл проследила направление его взгляда и увидела двоих полицейских, которые обычно патрулировали Французский квартал. Сэм Стюарт, парень лет тридцати, с пивным животом, и его ровесник Тим Йейтс — темноволосый, подтянутый — местный казанова. Она всегда обходила его стороной. Тут и без карт Таро было ясно, что он волочится из одного спортивного интереса, чтобы сделать очередную зарубку на топорище. Однако он был хороший коп. Он хорошо показал себя во время «Катрины», когда город захлестнул хаос анархии.

К ним подошел третий — и его было ни с кем не спутать. Хэл Винсент был высокий, худой и прямой как жердь, с совершенно белоснежными, коротко стриженными волосами. Он был известен тем, что лично задержал несколько опасных преступников, чем заслужил уважение коллег-полицейских и горожан. Кендалл слышала, что теперь он работает в отделе особо тяжких преступлений.

Он сел за стол, с высоким бокалом пива в руке. Перекинувшись парой фраз с приятелями, он поднял голову и увидел Кендалл и Мейсона.

Он нахмурился, будто их присутствие его совсем не обрадовало, сказал что-то коллегам и подошел поздороваться.

— Эй, Кендалл, давненько я вас не видел. Как поживаете?

— Хорошо, Хэл, спасибо. А вы?

— Порядок.

— Я тоже давно вас не видел, — сказал Мейсон.

— Ну и слава богу. Нам не нужны трупы во Французском квартале. У нас их по горло в других местах.

— Пришли помочь Брэду наладить бизнес? — спросил Мейсон.