Смертельная поездка

– Я говорю о таких отношениях, когда ты твердо знаешь, как зовут второго человека. Поехали, Грейс. Я сказала Шарон, что до десяти мы ее подберем.

Компьютер, за которым работала Грейс, издал звуковой сигнал, и она вынула из дисковода записанный диск.

– Ну вот, это последний.

Направляясь к батарее компьютеров Родраннера, Грейс приостановилась у стола Харлея и потрепала его по голове. Заметив, что она приближается, Родраннер выключил монитор, и она не смогла прочитать ползущие по экрану строчки кода.

– Что-то, чего мне не положено видеть? – слегка удивившись, спросила она.

Родраннер пожал острыми плечами:

– Это сюрприз. Мы с Харлеем над ним работаем.

– Сюрприз?

– О черт. – Словно вихрь, сзади налетел Харлей. – Она не видела? Ты успел отключиться?

– Нет, она не видела.

– Не видела что?

Харлей сложил руки кренделем и ухмыльнулся:

– Не бери в голову. Если мы тебе скажем, ты станешь соучастницей, а эта штука, похоже, обещает стать самой незаконной из всех, что мы делали.

– Мне уже нравится.

– Я связался с департаментом уголовного судопроизводства. Если поймают – дадут лет пятьдесят-шестьдесят.

– И мне уже нравится, – протянула Энни, которая стояла уже у двери.

– Вы же позвоните, когда будете на месте? – спросил Родраннер у Грейс.

– Конечно позвоним.

– Просто ваши сотовые телефоны вряд ли будут работать – я тебе уже говорил. В северном Висконсине вышек почти нет.

– Простите, что? – Энни была похожа на ребенка, который только что узнал, что Санта-Клауса на самом деле не существует.

Родраннер вздохнул:

– Нет сотовых вышек, почти нигде нет сети. Во всем, что касается связи, северный Висконсин – настоящая пустыня. Скорее всего, вы сможете позвонить нам, только когда доберетесь до Грин-Бэй.

Энни посмотрела на него так, будто была уверена, что у него шарики за ролики заехали.

– Этого не может быть. Прошлой зимой я звонила в Париж с горнолыжного подъемника в Аспене. А Аспен – это глушь.

– Ага, еще какая, – ехидно сказал Харлей. – И поэтому каждый вшивый дом моды стремится открыть там свой магазин. Я тебе вот что скажу: ты настоящей глуши и в глаза не видела, если не была в северном Висконсине.

– А ты откуда знаешь?

– Так получилось, что знаю. Как-то отвозил приятеля индейца оджибву в резервацию на Бэд-Ривер. Три часа ехал, никого не видел, кроме черных медведей, и ни у одного из них не было сотового.

– Видишь? – сказал Родраннер, обращаясь к Грейс. От беспокойства его лоб пошел морщинами. – Вы довольно долгое время будете полностью отрезаны от мира.

Грейс улыбнулась. Родраннер как-то ухитрялся быть одновременно и дитем, и нервной мамашей команды «Манкиренч». Он всегда смотрел в будущее мрачным взглядом, а его жизненная философия отличалась крайним пессимизмом.

– Ну, Родраннер, это же всего шесть часов.

– За шесть часов всякое может случиться. Машина может взорваться. Лопнет шина, или лося собьете – и потеряете управление, въедете в дерево и будете лежать без сознания, с переломанными руками и ногами…

Харлей отвесил ему смачный подзатыльник.

Через десять минут Харлей, Родраннер и Чарли с видом брошенных щенков стояли у парадного входа особняка и смотрели, как Грейс и Энни уезжают в «ренджровере» Грейс.

– Надо было поехать с ними, – сказал Родраннер.

Чарли поскулил в знак согласия.

– В этом маленьком джипе просто не хватило бы места для двух крепких мужиков, таких как мы, вдобавок к трем женщинам со всей их косметикой и тряпками. Энни здоровенный чемодан упаковала, представляешь? И это всего на два дня в Грин-Бэй, где никто ничего, кроме футболок «Пэйкерс», сроду не надевал.

– Мы могли взять дом на колесах…

– Черт возьми, Родраннер, сколько раз тебе говорить, чтобы ты его так не называл. Это сверхкомфортабельный автобус для путешествий.

– Да какая разница? Могли взять его. Там бы всем места хватило.

Харлей посмотрел через улицу, на растущие тесной группой березы. Покачался взад-вперед на массивных каблуках.

– Ненавижу Висконсин.

– Там есть завод, где делают мотоциклы «Харлей-Дэвидсон».

Харлей едва заметно кивнул крупной головой:

– Да. Есть.

Многие люди думают, что в Чикаго дуют самые сильные ветра в стране, и все потому, что какой-то умник больше ста лет назад назвал его «городом ветров». На самом деле Чикаго даже не приближается к первым позициям в любом известном списке, а в Миннеаполисе ветер сильнее на целую десятую мили в час. Приткнувшийся в северном углу Великих равнин город является легкой мишенью для ветров с прерий, господствующих летом на всем Среднем Западе. Именно благодаря им население, не снимающее парки по шесть-семь месяцев в году, сравнительно легко переживает теплое время года. Но каждый год в августе у прерий словно иссякает дыхание, и на город одеялом опускается жара.