– Тогда он поймет, что за ним следили, – покачал головой Матвей. – Не стоит вообще затрагивать эту тему.
Они сидели в небольшом кафе аэропорта. До регистрации Ивкина на рейс в Новосибирск оставалось полчаса. Задержаться в Москве ученый больше не мог, кроме того, он не знал, кто такой Моррис. Опасаясь, что Адоратский под наблюдением, Матвей принял решение пока не входить с ним в контакт.
– Странная ситуация, – неожиданно спохватился Ивкин. – Сразу у двоих моих друзей и коллег несчастье. И произошло оно практически в одно время.
– Вы все-таки допускаете, что это не случайно? – насторожился Матвей.
– Еще пару дней назад я бы точно так и подумал, – признался Ивкин. – Но сейчас, когда вам удалось доказать, что убийство Латушкиной носило, по сути, криминальный характер, я уже так не считаю.
– Над чем работает Адоратский? – спросил Матвей.
– Вы знаете, мы общаемся больше по телефону и Интернету. Как правило, таким вещам секреты не доверяют. Поэтому мне лишь известно, что он как-то связан с начинкой командных пунктов управления, а в военно-промышленной комиссии отвечает за все развитие военной микроэлектроники. Это его направление. Добился блестящих результатов в научной деятельности. Лично разработал несколько оригинальных способов и решений, которые позволяют совершить рывок в микроэлектронике. Ни для кого не секрет, что мы сильно отстали в этой области от других стран и вынуждены даже для баллистических ракет закупать микросхемы за рубежом. Кстати, – оживился Ивкин и слегка наклонился к Матвею, – он разработал и пытается внедрить способ безопасной адаптации импортных комплектующих под наши оборонные системы.
– Как это? – не понял Матвей.
– Если на самолет или ракету российского производства установить радиоэлектронное оборудование, собранное на основе, например, французских деталей, то есть угроза, что в нужный момент те же французские военные попросту выведут их из строя, используя заранее заложенные физические свойства. Адоратский нашел способы, как эти программки блокировать… Благодаря его открытию мы можем без опасений использовать при производстве своих вооружений электронную начинку любой страны мира.
– Значит, он работает на оборонку, – сделал заключение Матвей.
– Хотите сказать, что его пытаются завербовать? – догадался Ивкин. – Не исключено. Хотя я давно знаю Адоратского, он не убежал на Запад в девяностых, когда они с женой перебивались случайными заработками. Какой резон бежать сейчас?
– Времена меняют людей, – пожал плечами Матвей.
Объявили регистрацию на рейс до Новосибирска.
– Мне пора, – сказал Ивкин и вопросительно посмотрел на Матвея.
– Да, конечно, – кивнул тот, поднимаясь из-за стола. – Значит, договоримся так, до того момента, пока я не попрошу вас, вы обо мне ему ничего не сообщаете.
– Я понял, – кивнул Ивкин, и они попрощались.
В полдень Матвей въехал в тихий дворик находящегося на реконструкции старинного дома. В одном его крыле еще жили люди, другое было одето в строительные леса. Он подъехал вплотную к глухой стене и заглушил двигатель. Взял с заднего сиденья чемоданчик с театральным гримом и положил его на колени. За эту неделю он пользовался его содержимым уже второй раз.
Чтобы лицо выглядело худым и нездоровым, Матвей затемнил подскуловые впадинки и области под глазами. Оглядевшись по сторонам, надел парик, став брюнетом. Нарисовав темную перемычку на носу, сделал его шире. Критически оглядев себя во встроенном в крышку зеркальце, закрыл чемодан и вышел из машины. Не успел он покинуть двор, как в кармане заработал виброзвонок сотового телефона. На определителе высветился номер Марты. Матвей приложил трубку к уху.
– Он только что вошел в отделение, – тихо сказала Марта.
– Понял. – Матвей убрал телефон и направился к дому Адоратского.
Марта полчаса назад заняла позицию у проходной больницы. Теперь она должна была дать ему знать, когда Адоратский выйдет. Накануне он проследил за конструктором от больницы до самого дома. На дорогу у него ушло двадцать семь минут.