Смертельная скачка

Ей больше не хотелось танцевать, она высвободилась из моих рук и со светским видом направилась к столу, будто ничего не случилось. О, благодарю, подумал я, а в каком состоянии ты бросила меня? С неудовлетворенным желанием и даже без возможности получить то, что получила она, потому что меня никогда не привлекало такое сомнительное удовольствие.

— Еще кофе? — спросил я, потому что надо же что-то говорить в таких обстоятельствах, не мог же я сказать ей: «Будь ты проклята, маленькая эгоистичная свинья».

— Спасибо, — согласилась она.

Официант принес кофе. Сегодня побеждала цивилизация.

Вернулся Арне с разрумянившимся от ветра лицом и более счастливым видом. Кари ласково положила свою руку на его, словно показывая, что она понимает и прощает маленькие слабости мужа. Мысленно я иронически усмехнулся, вспомнив, как гадал, не изменяет ли она мужу? Изменяет и не изменяет — изощренный рецепт, как изменять и оставаться верной.

Вскоре они ушли, уговорив меня до отъезда провести вечер с ними.

— Увижу вас в воскресенье на скачках, — сказал Арне. — Если не раньше.

Проводив их, я забрал у портье в холле свой чемодан и пошел в регистратуру. У них было пять пустых номеров, я выбрал наугад ключ и оказался в двух просторных комнатах с балконом, выходившим к зданию парламента. Распахнув двойные, плотно закрытые двери, я впустил к комнату арктический ветер, который ненадолго одолел жар центрального отопления. Потом закрыл балкон и лег в холодную постель. Я долго лежал без сна, размышляя о многом, но ни разу не вспомнив Кари.

На следующее утро к завтраку пришел Эрик. Насмешливо улыбаясь, он набрал в буфете с полтонны разной маринованной рыбы и смел ее так, будто завтра начинался голод.

— Куда? — спросил он, добавив к рыбе две булки, четыре куска сыра и несколько чашек кофе.

— На ипподром.

— Но сегодня нет скачек.

— Знаю.

— Хорошо. Если хотите, поедем.

Один в хорошем настроении расположился посередине, упираясь спиной в заднее сиденье, а лапы и огромную голову опустив на ручной тормоз. Когда Эрик чуть толкнул дога локтем, тот приподнял подбородок и позволил хозяину передвинуть ручку тормоза. Вот образец взаимопонимания, мысленно усмехнулся я.

Путешествие походило на игру в прятки со смертью, однако мы благополучно прибыли на ипподром. Главные ворота оказались открытыми, на площадке стояли большие грузовики с кузовами, затянутыми брезентом, так что мы свободно проехали и остановились возле весовой. Эрик и Один вышли размять ноги, а я направился выполнять свою короткую и наверняка неудачную миссию.

В здании весовой мужчина и две женщины делали уборку, и никто из них не говорил по-английски. Я вышел и нашел Эрика — самый легкий способ поговорить с уборщиками.

Он задал вопрос, выслушал и сообщил плохую новость:

— Они говорят, что седло Боба Шермана долго висело в раздевалке на вешалке возле двери.

Я оглядел раздевалку, никаких следов седла на вешалке не осталось.

— Они говорят, что седло висело, когда тело было найдено в пруду. Но кто взял его, они не знают.

— Тогда все, — вздохнул я.

Мы вышли и бесцельно побрели вдоль трибун. Утро было холодное, ветер пронизывающий, деревья замерзшие. Зима стояла на пороге, а снег чуть задержался в пути.

Внизу на песчаной скаковой дорожке лошади Гуннара Холта перешли на легкий галоп, и мы смотрели, как они промчались мимо линии финиша, минуя пруд, вокруг смотровой башни. Впереди летел Падди О'Флагерти в своей великолепной вязаной шапке с помпоном, вот он натянул поводья, его скакун и остальные перешли на шаг. Перед завтрашними скачками это была всего лишь легкая пробежка, чтобы выпустить пар, и теперь лошади медленно направлялись к конюшне.

— Следующая остановка у Гуннара Холта, — сказал я.

Мы въехали в ворота, когда лошади уже вернулись, их прогуливали по двору, прежде чем завести в стойла, и над чепраками поднимался пар, как из кипящего чайника. Сам Гуннар Холт соскочил с Уайтфайера, фаворита, принадлежавшего Сэндвику, ласково потрепал его по холке и теперь ждал меня, чтобы продолжить надоевшую игру.

— Доброе утро. — Я сделал первый ход.

— Доброе.

— Можем мы поговорить?

Весь его вид выражал, что говорить не о чем, он отвел Уайтфайера в стойло, вернулся, мотнул головой в сторону своего бунгало и открыл дверь. На этот раз Эрик предпочел остаться в машине, и Гуннар Холт, заметив Одина, кажется, был доволен его решением.

— Кофе?

Тот же самый оранжевый кофейник стоял на плите, тот же самый кофе. Ну, теперь можно и спросить, решил я.

— Я ищу седло Боба Шермана.

— Седло? Разве он не оставил его в раздевалке? Я слышал, что оно там.

— Может быть, вы знаете, кто забрал его. Я бы хотел найти седло... Оно принадлежит его вдове.

— И седло стоит денег, — добавил он, кивнув. — Но я понятия не имею, кто забрал его.

Я косвенно задавал этот вопрос еще несколько раз и в конце концов убедился, что он и вправду не знает.

— Тогда спрошу Падди, — сказал я. Но и Падди не знал.

— Оно было там, когда бедного парня выловили из воды. Клянусь, седло висело в день Больших национальных скачек. Но в следующий раз, в четверг, его уже не было.

— Вы уверены?