– А я развяжу тебя. Потом. – Он достал шприц, поднял, чтобы все его видели. – Вот! Я поделюсь с тобой. И ты будешь лежать здесь с ними. Тебя найдут. – Вдруг метнулся к Варваре, пнул ее ногой в живот. – Не молчи, сука! Гавкай, как гавкала по телику!
Варвара завыла от боли и ужаса, а Оленька вскрикнула.
– Вон с нее, – указал он Власу на Оленьку, – я и начну. Она тебе нравится? Я знаю, нравится. Но трахать ее буду я. А ты будешь смотреть. Будет много крови, ты увидишь, как она течет. Это очень занимательно, очень.
Ростислав схватил Оленьку, приподнял и впился в ее губы. Она дергалась, вырывалась, наконец он отбросил ее и повернулся к Власу:
– Ей неприятно, видел? А мне приятно, когда она дергается, как муха на булавке. Это только начало. Я в деревне однажды видел, как забивали свинью. Трое держали, а четвертый резал. Свинья визжала и дергалась, мужикам приходилось наваливаться всем телом и придавливать ее к земле. И Ольга будет выть и визжать как свинья.
– Ты дерьмо, – сказал тихо Влас. – Ты вонючее дерьмо. Если бы я не был связан… ты бы у меня сам кровью умылся, ублюдок.
– Перестань, Влас! – крикнула Оленька.
– Провоцируешь меня? – снова вяло проговорил Ростислав. – У меня хорошая выдержка, я не покалечу тебя. Ты останешься невредимым. Хотя мне хочется и тебе кровь пустить, посмотреть, как ты будешь корчиться в судорогах. Но я придумал лучше. Ты ж всегда был на высоте, весь из себя везунчик. Ты же презирал меня и маму. Кому ты доказывал, что способен сам стать на ноги? Нам? Теперь ты упадешь на самый низ. И тебя растопчут.
– Ах, вон что! – пробормотал Влас. – Ты мне завидуешь. Никто не виноват, что все люди как люди, а ты… только похож на человека.
Диалог привел Оленьку в чувство. Возможно, спокойствие Власа помогло ей. Впрочем, его-то кузен не собирался убить, скорее всего, это и придавало ему смелости. Ростислав стоял к ней спиной, поэтому она схватилась за пистолет в кармане, осторожно вынула его и зажала между ног.
– Давай, давай, – подзадоривал его Ростислав. – Говори. Мне торопиться некуда. Думаешь, выведешь меня из себя? Да, я не человек. Я зверь. И мне нравится, когда вы, люди, от страха вопите, молите о пощаде. А я делаю с вами что хочу! Я буду жить, а ты…
– Ты не жить будешь, а доживать, – сказал Влас. – Представляете, девчонки, этот выродок вчера нашел меня в казино. Я, конечно, удивился, увидев его. Ведь наш Ростик сидит взаперти и медленно угасает от болезни крови. Он заметил, что я удивлен, сказал, что Антонине плохо, чуть ли не умирает, а дома никого нет. Ростик не знает, что делать, поэтому и нашел меня. И я, дурак – видать, выпил лишку, – помчался на помощь. Даже не задумался, как же Ростик сообразил меня найти аж в казино, а не догадался вызвать скорую. Мало того, он предупредил, что за мной следят менты, потому что в чем-то подозревают. Ну а поскольку мной действительно интересовались, я поверил. Смылись мы через черный ход, там ведь люди работают понимающие. А в машине у Ростика почти у дома начались судороги. Я остановился. А он… Что ты вколол мне, выродок? – Нервы у Власа сдали, и он заорал на кузена.
– Да так, нашлось немного кайфа и для тебя. Понравилось?
– И где ж ты берешь кайф, инвалид?
– Ему мать дает, – подала голос Оленька, под шумок пытаясь привести пистолет в боевую готовность.
– Тетка?! – поразился Влас. – Добрая мамочка! Заботливая! Так это ты у нас Джек-Потрошитель? Думаешь, тебя не найдут?
– Сначала тебя растерзают, – сказал Ростислав, тупо глядя на него. Очевидно, ему не понравилось, что Влас вместо мольбы о пощаде наезжал на него. – Тебя будут показывать по телику из зала суда. А вокруг будет толпа, жаждущая порвать тебя на куски. И ты увидишь много зверей. Я тебя прославлю.
У Оленьки не получилось тихо справиться с пистолом – предохранитель щелкнул.
Ростислав мигом обернулся. Что за лицо она увидела! Такое в страшном сне не привидится. Ледяные глаза, наполненные покоем, тонкие губы сжаты, ноздри раздуваются… Он сделал шаг в сторону Оленьки, вынул нож и задышал часто и глубоко. Держа двумя руками пистолет, Оленька направила оружие на него. Она тоже сжала зубы – до боли! – готовясь выстрелить.
Ростислав слегка улыбнулся. Мол, не ожидал от нее такого. Но он не боялся. Был уверен в себе и в ней. В себе потому, что знал свою жесткую смертоносную сущность, а в ней потому, что считал слабой, неспособной на поступок.
– Видишь, как легко люди превращаются в зверей, – бросил он через плечо Власу и остановил тяжелый взгляд на Оленьке. Издевательски произнес: – И ты выстрелишь?
– Выстрелю, – сквозь зубы произнесла она, чувствуя, как струйки пота стекают по лбу, по вискам, по спине – не так-то просто нажать на курок, целясь в живое существо.
– Брось… – Он смотрел ей прямо в глаза, будто гипнотизировал, и – как странно! – у Оленьки задрожали руки, словно отказывались стрелять. – Брось! Я пощадил тебя в парке… ты сама влезла во всю эту историю…