- Я могу приготовить зелье, которое на время вызовет головную боль.
Джейсон отворачивается, чтобы заглушить очередной приступ кашля. А я стискиваю в
кулаки пальцы. Если мы не планируем похороны, нужно поторопиться, иначе этот идиот умрет
ради женщины, которая высасывает из него жизнь.
Тем не менее, я не могу понять: уравнение не сходится. Даже если мы поймаем Ари, как это
поможет разрушить проклятье, притаившееся на плечах темноволосой женщины?
- Мы вернем Ариадну домой. И ты покинешь наш дом. – Ледяным голосом сообщает Норин,
глядя на Джейсона. Она ничего не боится. Не боится боли, не боится громких слов и принятия
непосильных решений. Она прогоняет человека, который волшебным образом нашел место в ее
жизни, и она смотрит ему ровно в глаза.
Теперь смысл есть. Но Джейсону этот смысл не приходится по вкусу.
- Что еще я должен сделать, дамочка? – Сиплым голосом переспрашивает он.
- Не начинай.
- С какой стати я должен слушать тебя?
- Это не обсуждается. – Отмахивается она и ударяет Джейсона еще сильнее. Терпеть не могу,
когда слова женщины сбивают с толку. Обезоруживают. Мужчина всегда должен знать, что
делать, как себя вести. Сама женщина ждет от него этого. – Я приготовлю зелье, но мне нужна
кровь Меган фон Страттен.
- И где вы ее найдете?
- На скамье, – тихо протягивает Мэри-Линетт, смахнув с глаз пелену, – в парке. Тебе хватит
пары засохших капель?
- Вполне.
- Отлично. Я этим займусь.
- Я пойду с вами, – вызывается Хэйдан, встряхнув головой, – хочу подышать.
Мэри кивает, и они вместе уходят, оставляя меня наедине с двумя льдинами. Нет уж, я не
собираюсь принимать участие в очередной семейной драме. И Эби не советую.
- Пойдем. – Шепчу я, подталкиваю Эбигейл к выходу. – Нужно еще раз обсудить все детали.
Ты можешь показать мне книгу своей матери?
- Да, конечно.
- Отлично.
Плетусь к выходу и наблюдаю, как Джейсон недовольно кривит губы. Что он сейчас
испытывает? Надеюсь, что мне никогда не придется стоять перед выбором: моя жизнь или
жизнь любимой девушки. Что лучше? Что важнее? Что
Я знаю, что выберу. Но не знаю, как смогу жить с принятым решением.
ГЛАВА 13. ТО, ЧТО НАС ЛОМАЕТ.
- Ты совершаешь ошибку. – Звучит знакомый голос, и я неуклюже приподнимаюсь в
постели. Тусклый свет обволакивает комнату, валится на мои плечи, и я мотыляю головой и
внезапно цепенею. Напротив кровати, возле высокого книжного шкафа, стоит женщина.
Воздух закатывается обратно в глотку, а ребра обдает огнем. Этот огонь подогревает кровь,
заставляет вены вопить от боли, пульсировать от кипятка. Не верю, что вижу маму и смахиваю
со лба испарину, убеждая себя, что сплю, что сошел с ума.
- Прошу тебя, Мэтт. Остановись.
Мои глаза вновь находят ее угловатое лицо, ее тонкие, кривые губы, впалые щеки, и меня
вдруг прошибает электрический ток. Я смотрю на маму и становлюсь тем маленьким
мальчиком, который забивался в угол после ее смерти, который жил с мыслями о том, что жить
он больше не хочет. Который сожалел, что вообще родился.
- Мама...
Я поднимаюсь с кровати, тяну к ней руки, а она отступает в тень и горбится.
- Посмотри на себя.
- Что?
- Посмотри на себя, – повторяет она, поджав от обиды губы, – это не ты.
- Мам, конечно, это я. О чем ты? – Мой голос срывается, и я растерянно сглатываю.
Гляжу в темно-шоколадные глаза матери и вдруг вижу в них
на меня смотрит? Что я сделал? Я должен понять. Я должен исправиться. Беглым взглядом
изучаю комнату и брошенное на постели смятое одеяло, а потом смотрю на свои руки. На свои
окровавленные руки.
- Ты про это? – Спрашиваю я, вытянув вперед красные ладони. – Мам, так это можно
вытереть. Вот смотри.
Я начинаю судорожно тереть пальцы друг о дружку, но кровь не стирается. Тогда я с силой
вожу ладонями по штанам, и все равно ничего не выходит, кровь не исчезает. Что за черт. Она
должна испариться, я же тру изо всех сил. Почему не получается?
- Этого мало, – разбивает тишину ее низкий голос, и я вновь выпрямляюсь.
- Почему мало? Что еще нужно сделать? Может... может,
движением вытаскиваю из-за спины браунинг и виновато округляю глаза. – Хочешь? Ведь я
смогу. Я выброшу, мам. Только не смотри на меня так. Хорошо?
Я побегаю к окну. Открываю створку и выкидываю пистолет в темноту ночи. Теперь мама
на меня не будет смотреть осуждающе. Ведь я исправился. Я ее послушал, выбросил оружие.
Поднимаю подбородок и открываю рот, чтобы сказать, что я – все тот же Мэтт, что я хороший
человек. Но затем я ощущаю холод металла, обжигающий кожу поясницы. Озадачено морщусь, тянусь пальцами к ремню джинс и достаю из-за спины выброшенный секунду назад браунинг.
Что за...
Гляжу на маму.
- Нет, – нервно мотыляю головой, – это не то, что ты думаешь, мам, я хороший.
- Ты совершаешь ошибку, – повторяет она с дрожащими от слез губами.
- Я хороший!
- Ты уже не тот человек, которого я знала.
- Нет, неправда, ты ошибаешься. Ошибаешься!
Я несусь к маме, я тяну к ней руки, а затем вдруг подрываюсь в постели и неуклюже
втягиваю ледяной воздух, сковывающий горло.