– Не начинай! Я все расскажу, только давайте без… – Я изображаю в воздухе замысловатые фигуры и ловлю себя на мысли, что слишком часто пытаюсь выразить чувства подобным образом.
Джейсон опирается о разделочный стол, а Норин Монфор отводит взгляд. Я не собираюсь быть нянькой еще и для этих двоих. Мне и Хэрри с Ари хватало. Но потом я опускаю руки вниз и киваю. Если мне одному по силам сконцентрироваться на проблеме – отлично. Мне не привыкать.
– Я коснулся ловари и провалился в огромный зал.
– Ловари согласились с вами сотрудничать? – деловым тоном спрашивает Норин, а я в очередной раз вспоминаю, что на моей совести теперь десятки смертей.
– Ноа Морт прислал Манэки, – отвечает за меня Джейсон.
– Удачу?
– Да. Она нашла Джофранку и подговорила его помочь.
– Весьма удобно. На чем ты остановился?
– На том, что я попал в огромный зал, – я вновь усаживаюсь за стол. – В центре находился бассейн, наполненный кровью, позади меня – зеркало.
– Зеркало? – Норин Монфор поднимает подбородок и с интересом вскидывает брови. – Как оно выглядело?
– Огромное, в деревянной массивной оправе, похоже, очень старое. На раме написана повторяющаяся фраза, но я плохо знаю латынь. Что-то про огонь и воду.
– Сгорающий в огне в воде возродится, – шепчет женщина, а я хмурюсь.
– Знаете, о чем идет речь?
– Верум.
– Что?
– Верумское зеркало, – поясняет Джейсон, – зеркало правды.
– Весьма интригующе. И почему оно так называется?
– Потому что отражение свое в нем видят только бездушные твари. Люди, у которых нет души, проще говоря. Обычный хороший человек в зеркале не отразится.
– Вообще?
– Вообще.
Я сглатываю и чувствую, как леденеют пальцы. Внезапно мне становится не по себе. Да, я видел свое лицо неотчетливо, смазанно, но мой силуэт все же появился в зеркале.
Это навевает плохие мысли, от которых перехватывает дыхание.
– Ты побледнел, – подмечает Норин Монфор, и ее губы растягиваются в едва заметной улыбке. – Неужели Мэттью Нортон отразился в Веруме?
– Нет.
– Нет? Тогда что именно тебя так напугало, мальчик?
– Там… – Я встряхиваю головой и откашливаюсь. – Там отразилась Ари.
Миска падает из рук старшей Монфор, и женщина одаривает меня таким испепеляющим взглядом, что внутри все каменеет.
– Ты ее видел? – осипшим голосом спрашивает она, подаваясь вперед. – Видел Ари?
– Да.
– Что же ты молчал?
– Я рассказываю по порядку.
– Как она? – Норин, поставив руки на стол, нависает надо мной, словно огромная неприятность. – Она цела? С ней все в порядке?
В порядке ли? Ариадна купалась в бассейне с кровью, а потом едва меня не убила.
Я не хочу делиться своими переживаниями, они сумбурны и пугают даже меня. Ари собиралась высосать из меня жизнь, а я вспоминаю об ее поцелуе с тупым трепетом, будто это один из тех хороших моментов, которые оставляют в памяти теплый след.
– Она жива, – аккуратно отвечаю я, прочистив горло, – и она немного другая.
– В каком смысле?
– Ну она… Вы перестанете меня пытать, если я скажу, что Ари остается такой же невыносимой занозой в заднице?
– Она пыталась тебя убить, – вдруг хрипло встревает в разговор Джейсон. – Верно?
Я недовольно хмурю лоб, ненавижу, когда мои слова переворачивают. Однако на сей раз Джейсон прав, и моя ложь рассыпается на миллиарды частей.
– Что она сделала?
– Она… – Грудь сдавливают силки, я хочу соврать, но потом понимаю, что маленькая ложь может привести к большим неприятностям. – Ариадна поцеловала меня.
Норин отшатывается и обхватывает себя обеими руками.
– Поцеловала?
– Да. – Я поднимаюсь и развожу руки в стороны, отчего по телу проносится пожар из неприятной боли. – У нас с ней всегда были странные отношения.
– И часто вы пытались друг друга убить?
– Вас удивит мой ответ.
– Интересная ситуация.
– Неужели?
– Конечно, – женщина расправляет плечи, – вместо того чтобы свернуть тебе шею, она решила тебя поцеловать. Тебе не кажется это странным?
– В ней борются два разных существа, – заключает Джейсон, – я почти уверен, что она сама не ожидала от себя такой реакции. Что-то еще?
– Нет.
– Ари ничего не говорила, не спрашивала? Просто поцеловала тебя?
– Сказал же, – я недовольно хмурюсь, – ничего больше. Кстати, поцелуй был так себе. Чмокнула и бросила, как куль с мукой. Ничего особенного.
Я хватаю со стола миску с готовым настоем и, хромая, выхожу из кухни, не в состоянии больше отвечать на вопросы. Как я могу нормально рассуждать, когда от воспоминаний у меня волосы поднимаются дыбом и потеют руки? Идиотизм. Я не узнаю себя, и меня выворачивает наизнанку от этого тупого чувства.
Захожу в ванную комнату, захлопываю дверь и ставлю миску в раковину, так и не взглянув на себя в зеркало. Понятия не имею, кто на меня посмотрит в ответ, не хочу рисковать. Возможно, там уже совсем другой человек.
Стягиваю порванную футболку, бросаю ее на пол. Снадобье Норин ужасно воняет, но я все равно намазываю им раны.
Неожиданно в дверь стучат. Я оборачиваюсь и вижу Норин. Она протягивает чашку с чем-то горячим.
– Выпей. Станет легче.
– Что это?
– Обезболивающее.
Я забираю напиток, но Монфор не уходит. Похоже, она собирается продолжить расспросы, и я протяжно вздыхаю:
– Говорите уже.