Смертельно безмолвна (СИ)

Ловким движением я тоже надеваю маску, а затем оглядываюсь и замечаю огромное количество рыночных ларьков, расположенных вдоль улицы. Странно.

Возле каждого из ларьков толпятся люди, они дерут глотки и вскидывают руки, едва не бросаясь с кулаками друг на друга. Что именно их так привлекает? Что сводит с ума?

Я невольно отхожу от Джейсона и Норин, часто дыша под плотной маской. Меня так манит невидимая тяга, что я не могу сопротивляться, я не знаю, что со мной. Мысли разом спутываются. Я бреду к ларьку, отталкиваю толпу зевак и прорываюсь в первые ряды.

- Что здесь такое, – голос совсем сиплый, – что происходит.

- Осторожно!

- Отойди!

- Это мое место!

Обезумевшая толпа набрасывается на меня, как на свежий кусок мяса, она упрямо не подпускает меня ближе, сжимает в тисках, не дает дышать, а я слышу:

- Второй шанс! Последняя склянка! – Женщина в длинном, рваном платье поднимает руки и хищно улыбается. – Кому достанется второй шанс? Кто готов заплатить?

Что? Второй шанс?

- А, может, вам нужна щепотка смелости? Капля страсти?

- Закупоренные смертные грехи! – Кричит мужчина с соседнего прилавка.

- Уколы вдохновения! Муза не оставит вас, если вы сделаете всего одну инъекцию!

- Деньги в обмен на совесть! – Восклицает позади худощавая женщина. – Вы отдаете нам свою совесть, а мы обеспечиваем вам безбедное существование! Не проходите мимо!

Голова идет кругом; я ошарашено изучаю дикие лица людей и продавцов, и я толком ничего не понимаю. О чем они говорят? Неужели можно продать совесть? Только сейчас я замечаю, что на лицах покупателей нет масок. Это обычные люди с красными от злости и ярости глазами и трясущимися руками. Люди рвутся к ларькам, будто голодные собаки. Я вижу, как молодая девушка сидит за столом, а над ней нависает болезненно худой старик. Он вкалывает в ее вену на руке какую-то золотистно-красную жидкость. Лицо девушки не кажется мне здоровым, оно бледное, блестящее от пота, а веки подрагивают от судорог. Я невольно подаюсь к ней, потому что знаю, что должен помочь, но внезапно кто-то хватает меня за локоть и резко вытаскивает из образовавшейся толпы.

Я не сопротивляюсь, потому что понимаю, что это Джейсон. Я послушно выбираюсь из океана безумия и останавливаюсь только рядом с Норин Монфор. Она шумно вздыхает.

- Ты не должен был отходить.

- Я просто услышал... и сопротивляться сложно. Я не хотел.

- Может, мне привязать тебя? – Резко бросает Джейсон, на что я щурюсь.

- Попробуй.

- Прекратите. Сейчас не время выяснять отношения.

- Что здесь происходит? – Я смахиваю пот с подбородка и поправляю маску. – Здесь продают немыслимые вещи. Совесть, смертные грехи. Не понимаю.

- Ярмарка соблазна, – задумчиво протягивает Норин, – о ней ходят легенды.

- Но как сюда попали все эти люди? Я имею в виду... это просто люди. Обычные.

- А как сюда попал ты?

- Я – другое дело.

- Везде случаются исключения, мальчик, – раздосадовано хрипит Джейсон.

- Это не исключение. Это чистой воды безумие.

- Давайте не терять времени, ладно? – Норин пристально смотрит на меня и кивает, у нее удивительная способность глядеть не на человека, а внутрь него. – Потом поговорим.

Она права. Мы обмениваемся взглядами и бредем за толпой в Чистилище Люцифера, которое напоминает гигантский театр. И я, наконец, вспоминаю, зачем пришел сюда. Мне становится немного легче, ведь у меня есть цель. Когда есть цель, ты можешь предугадать конечный результат, а, значит, тебя не страшит неизвестность. Я стараюсь даже не думать о том, где я, и каким образом в склепе Мефистофеля оказалась целая улица и сооружение, размером с городскую мерею. Все это вполне обычно для мира, в котором я нахожусь. Это единственное, что имеет значение. Я должен абстрагироваться и на несколько часов стать человеком, который не подозревает, что за статуей Ангела Смерти есть иной мир.

Мир обычных людей.

Мы проходим в чистилище и оказываемся в вестибюле перед золотой лестницей. Я с удивлением притормаживаю. Выложенный мрамором разных цветов, вестибюль вмещает двойной пролёт лестницы, внизу у подножия лестницы стоят два бронзовых торшера – это женские фигуры, их лица, искореженные гримасой боли, овиты колючей проволокой. Над головами плавают яркие сгустки лучей. Я с интересом слежу за ними и невольно замечаю, что на расписанном потолке изображены различные музыкальные аллегории. По воздуху витают звуки стонущей скрипки.

Мы идем дальше, неспешно поднимаемся по лестнице и проходим в главный зал, где мозаикой выложен мраморный пол. Под музыку кружатся пары, люстры витают в воздухе без каких-либо приспособлений, просто плавают ярко-желтые шары, отчего позолоченные стены сверкают и слепят глаза. Я замечаю в конце зала три громоздких кресла, в одном из кресел восседает Меган фон Страттен со скучающим видом.

- Смотрите, – говорю я, толкая Джейсона в бок, – фон Страттен.

Оборотень напрягается, отчего на его лице выделяются скулы. Однако я не вижу его глаз. Они скрыты под черной атласной маской.

- Ей претит это веселье, – рабочим тоном подмечает Норин, – отлично.